Черный престол
Шрифт:
Вот у Любомиры-то и можно будет подержать стервеца Ярила. Амбары у нее надежны, высок частокол, крепки стены. Подождать только... Впрочем, чего ждать?
Осторожно — чтобы не разбудить челядь — Мечислав прокрался в овин. Знал — там, на свежей соломе, любил Ярил ночевать. Вот и сейчас — с овина донеслось тихое дыханье. Мечислав заглянул внутрь — ярко светила луна, и всё вокруг было хорошо видно. Грудь спящего юноши мерно вздымалась под рубахой, волосы разметались по соломе, почти не отличимые от нее по цвету. На тонкой шее билась синеватая жилка. Придушить, что
— Эй, Ярил. Яриле!
Зевота недовольно забурчал, заворочался.
— Чего, дядько Мечислав?
— Завтра, с утра раннего, на Притыку поскачешь, за медом. Там на мысу меж Глубочицей и Притыкой человечек тебя ждать будет. Заберешь у него мед, заодно спросишь, не возьмет ли он по дешевке хищеную утварь. Только не говори, что утварь хищеная, скажи, залежалась, вот и продаем дешево.
«А то мужик не догадается, откуда утварь? — подумал про себя Зевота. — Ну и глупень же ты, Мечиславе!»
— По двору с утра не ходи, не мешкай, — напутствовал Мечислав. — Меня тоже не буди, лошадь на конюшне возьмешь, я скажу челядинам.
— Сделаю, дядько! Не сомневайся. Дай поспать хоть чуток.
— Не проспи только.
— Да не бойся, нешто я когда просыпал? С первосолнышком встану!
— Ну, смотри...
Мечислав-людин ушел, и Ярил поглубже зарылся в солому.
А хозяин корчмы так и не уснул до утра. Едва забрезжило, вывел с конюшни самолучшую лошадь, уселся в седло. Челядин побег отворять ворота.
— Сейчас Ярилко явится. — Мечислав наклонился к слуге: — Дашь ему худого конька, рыжего.
— Сполню, батюшка!
— Ну, да помогут нам боги.
Хлестнув плетью коня, Мечислав-людин ходко поскакал к городским воротам.
Город вставал, просыпался. Затеплились дымки над крышами, на Подоле, понизу, да по пристани расплывалась утренняя туманная дымка. Заругались где-то поблизости, на пути, в кузне загромыхали железом. По дальним улицам, к воротам, на луг заливной, поспешая, шли косцы. Покуда до луга дойдут — так и солнышко встанет, росу высушит.
Пристроившись за ними, Ярил Зевота смачно зевнул — один раз в детстве, зеваючи, челюсть вывихнул, еле потом вставили, оттуда и прозвище — и потянулся. Ехал неспешно — да на этом-то коньке только так и можно было, — ну и дурень Мечислав, на тайное дело послал, а коня пожалел справного! Тупой, как топор неточеный!
Выехав за ворота, Ярил обогнал косцов и потрусил вдоль Притыки по узкой, потрескавшейся от августовского зноя дорожке. Вокруг росли кусты бузины, малины, орешник. Не выдержав, Ярил свернул к малиннику — срывал прямо губами сочные ягоды, не замечая, как сладкий сок капает на рубаху, а как увидал — уже поздно было.
— Ладно, на реке постираю. — Зевота улыбнулся — ему сделалось вдруг так хорошо, как не было уже давно. Может быть, от хорошего утра, синего, прозрачного и росного, от яркой зелени трав, от березовой рощицы, что встретилась на пути, от широкой ленты реки по правую руку, от ласкового солнышка, припекавшего спину, от пения жаворонков,
От всего этого Ярил даже запел песню, почему-то свадебную:
Красны девицы,Мастерицы,Чесаные головы,Обутые голени.Молоды, молодки,Хороши походки!Куньи шубы,Соболиные пухи,С поволокою очи...— Мать честная!
В реке, на излучине, у мыса меж Глубочицей и Притыкой, купалась дева красоты неописуемой! Стройная, загорелая, черные волосы ровно вороньи крылья. Тонок стан, лицо, грудь... ууу... что за грудь! а глаза... Глаз из-за кустов не разглядеть было.
Отпустив конька пастись на лугу, Ярил осторожно раздвинул кусты, любуясь девушкой.
Позади послышался скрип подводы. Парень вздрогнул, но тут же расслабился. Ну как же — это ведь и есть условное место. Неслышно выбрался из кустов — вот, у дуба, подвода. На возу, на сене, спиной к нему сидел мужик в круглой шапке.
Оглянувшись на девушку, Ярил подошел ближе:
— Эй, паря! Я от Мечислава.
Мужик обернулся. Ухмыльнулся широко — здоровенный, мосластый, круглолицый... без бороды... Да не мужик это, а баба! Ну и дурень Мечислав-людин, мужика с бабой перепутал.
— Чего смотришь, миленок? — с усмешкой спросила баба. — А поворотись-ка!
— Зачем?
— Поворотись, говорю, да встань ближе к дубу! — Баба обернулась к реке, крикнула зычно: — Эй, Любима, собирайся! Хватит купаться.
Любима? Так вот, значит, как зовут девицу. Любима...
Улыбаясь, Ярил встал ближе к дубу.
И тут же на голову ему накинули пыльный мешок, заломили руки, скрутили веревками.
— Ну, теперь вези его, матушка, — услыхал Ярил грубый мужской голос. — Девки-то твои приблудные не помешают?
— Не помешают. Вот я их где держу, Мечиславе!
Мечислав!
Послышался конский топот. Связанного Ярила грубо бросили на дно повозки, придавив сверху чем-то тяжелым.
«Мечислав... Мечислав...» — повторял Ярил, задыхаясь в пыли. Как же он недооценил этого похожего на медведя мужика, которого все считали не очень-то умным. А он, оказывается, хитер! Ошибочка вышла с Мечиславом, ошибка. И как бы эта ошибка теперь не стоила Ярилу жизни.
Сидевшая на сене баба чмокнула губами, и лошадь медленно тронулась. Поскрипывала на ухабах повозка, на дне которой, словно сноп, валялся Ярил Зевота.
Ошибка...
Глава 11
МОЛЕНИЯ И МЕЧТЫ НИКИФОРА
Август — сентябрь 863 г. Киевщина
Только звон колокольный идет издали,
Еле внятен пока, еле слышен,
То ли с неба звон, то ли с земли,
Всё равно этот звон всевышен.