Черный сорокопут. Дьявольский микроб
Шрифт:
— Только не на этот раз. Мне нужно сделать два визита. Первый — с тобой. Вот почему я тебя вызвал. Больше вопросов она не задавала. Подняла телефонную трубку, заказала мне виски и себе шерри. Принес сам хозяин, слегка отдуваясь от подъема по лестнице. Мэри улыбнулась ему и сказала:
— Можно пообедать в комнате, с вашего разрешения?
— Пообедать? — Он стал еще багровее от возмущения. — В вашей комнате?
Обед! Неплохо, черт возьми, а? Как вы думаете, где вы приземлились? Не в Кларидже? — Он отвел взгляд от потолка, куда взывал к небесам, и поглядел вновь на Мэри. Открыл было рот, потом закрыл его, уставившись
Он ушел, а я заметил:
— Против тебя нужно издать закон. Налей мне виски и передай телефон.
Я сделал три звонка. Первый в Лондон, второй инспектору Вилли и третий Харденджеру. Тот все еще находился в Мортоне. По голосу чувствовалось, что он раздраженный и усталый. И неудивительно: у него был тягостный и не очень приятный день.
— Кэвел? — почти прорычал он. — Как там у вас, с теми двумя, с которыми вы виделись? На ферме.
— Брисон и Чиперфильд?.. Ничего. Есть около двухсот свидетелей, готовых поклясться, что никто из них не был замечен ближе пяти миль от Мортона между одиннадцатью и двенадцатью вчера вечером.
— Что вы несете?! Двести свидетелей…
— Они были на танцах. А вы что–нибудь новое узнали из опроса подозреваемых в лаборатории номер один?
— А вы ожидали отсюда что–то новое? — уныло спросил он. — Уж не думаете ли вы, что преступник настолько глуп, что не обеспечит себе алиби?
И черт возьми, хорошее. По–прежнему уверен, что не обошлось без помощи извне.
— Чессингем и доктор Хартнелл. Насколько правдивы их объяснения?
— Почему вы спрашиваете именно о них? — насторожился он.
— Так, интересуюсь. Собираюсь сегодня вечером с ними встретиться, послушать, что скажут.
— Без моего согласия вы не имеете права с кем–либо видеться, Кэвел, почти закричал он. — Я не хочу, чтобы совершались ошибки…
— Я не ошибусь, поеду, Харденджер. Ведь сам Шеф говорил, чтобы дали свободу действий, не так ли? Препятствуя мне… знаете, я несколько иначе понимаю свободу действий. Шефу это не понравится, Харденджер.
Мой собеседник помолчал, успокоился и наконец произнес ровным тоном:
— Вы утверждали, что не подозреваете Чессингема.
— И все–таки хочу увидеться с ним. Он внимателен и осторожен, он более обычного дружен с доктором Хартнеллом. Меня прежде всего интересует Хартнелл. Он довольно выдающийся исследователь, однако в денежных делах весьма неразборчив. Он полагает, что если умен в науке, то таковым будет и на бирже. Три месяца назад Хартнелл вложил деньги в ненадежную компанию, которая помещала свои рекламы во всех национальных еженедельниках. Он почти все потерял. Затем, за несколько недель до моего ухода из Мортона, заложил свой дом. Подозреваю, что и его потерял, пытаясь возвратить ранее утраченное.
— Так какого черта вы не говорили мне об этом прежде? — возмутился Харденджер.
— Мне это только сегодня вечером совершенно внезапно пришло в голову.
— Совершенно внезапно пришло… — Харденджер умолк, будто ему заткнули рот, затем сказал задумчиво:
— Не слишком ли это легко? Броситься на Хартнелла только потому, что его ожидает вызов в суд как банкрота?
— Не знаю. Но, повторяю, он не во всем поступает здраво. Мне нужно
— Оба были дома. Семьи могут поручиться за них. Потом хочу с вами встретиться, — сдался он. — Буду в Альфингеме.
— Я остановился в «Вогоннере». Сейчас ухожу. Сможете прийти к нам?
Скажем, в десять?
— К нам?..
— Сегодня в полдень приехала Мэри.
— Мэри? — удивился он с долей скрытого подозрения и все же обрадовано.
Единственная причина, почему Харденджер недолюбливал меня, заключалась в том, что я увел от него самую лучшую секретаршу, какую он когда–либо имел. Она работала с ним три года, и он берег ее как зеницу ока, мою Мэри. Конечно, он ответил, что будет у нас в десять.
Я выехал в Хайлем–вудс с Мэри. Она сидела рядом, задумчивая и молчаливая. За обедом я рассказал ей все подробности истории. Никогда раньше не видел ее такой напуганной. Двое испуганных в автомобиле… Было чего бояться. Этот дьявольский микроб… К дому Чессингема мы подъехали без четверти восемь. Это был старомодный, каменный, с плоской крышей и длинными окнами особняк. Пролет каменных ступеней вел к парадной двери через подобие рва, проложенного вправо вдоль дома для окон подвального помещения. Шумящие на холодном ночном ветру высокие деревья окружали дом со всех сторон. Пошел сильный дождь. И место, и ночь соответствовали нашему настроению. Чессингем, услышав шум мотора, уже встречал нас на верху лестницы. Он был бледен и утомлен, но в этом ничего удивительного не было: каждый, кто так или иначе был связан с блоком «Е», имел основание в этот день выглядеть бледным и утомленным.
— Кэвел, — сказал он, но руки не протянул, а широко распахнул дверь и посторонился, пропуская нас. — Слышал, вы были в Мортоне. Признаюсь, не ожидал вас здесь. Там мне сегодня задали и так слишком много вопросов.
— Это совершенно неофициальный визит, — успокоил я его. — Моя жена, Чессингем. Когда я гуляю с женой, наручники оставляю дома.
Это было не слишком остроумно. Он неохотно протянул руку Мэри и провел нас в старомодную гостиную с мебелью времен короля Эдуарда, бархатными портьерами от потолка до пола, большим огнем в зажженном камине. В креслах с высокими спинками сидели у огня двое. Довольно милая девушка лет девятнадцати — двадцати, тонкая, с каштановыми волосами и карими, как у самого Чессингема, глазами. Его сестра. Затем, очевидно, его мать, но гораздо старше, чем я предполагал. Однако, разглядев внимательнее, пришел к заключению, что она не так стара, а просто выглядит старой. Седые волосы, в глазах тот особенный блеск, какой иной раз можно заметить у людей, отживших свой век; лежащие на коленях руки, тонкие и морщинистые, с набухшими голубыми венами. Скорее, не старая, а больная, сильно больная, преждевременно состарившаяся. Но сидела она очень прямо, дружелюбная улыбка не сходила с ее худого аристократического лица.
— Мистер и миссис Кэвел, — представил нас Чессингем. — Ты слышала, я говорил о мистере Кэвеле. Моя мать, моя сестра Стелла, — познакомил он нас.
— Как поживаете? — спросила миссис Чессингем тем уверенным, открытым и деловым голосом, который подошел бы скорее к викторианской гостиной и к полному слуг дому. Она пристально посмотрела на Мэри. — Мои глаза, боюсь, уже не те. Но, честное слово, вы красивая. Подойдите и сядьте рядом со мной. Как вам удалось на ней жениться, мистер Кэвел?