Черный треугольник. Станция назначения - Харьков
Шрифт:
Я достал из сейфа папку, на обложке которой было написано: «Дело об ограблении Московской патриаршей ризницы в Кремле», и извлек из нее решение президиума Московского Совдепа.
– Прежде всего ознакомьтесь с этим, Александр Викентьевич.
Держа в вытянутой руке документ – архимандрит страдал старческой дальнозоркостью, но пользоваться очками не любил, хотя и носил их постоянно в кармашке подрясника, – Димитрий негромко прочел вслух:
– «…Обратиться ко всем гражданам Российской Республики за содействием к розыску и возврату
– Когда было принято это решение?
– Четыре дня назад. По приказу председателя Совета милиции Рычалова оно уже размножено и будет разослано по всем губерниям республики. Комиссар иностранных дел, насколько мне известно, тоже принял соответствующие меры. Кроме того, я отправил всем Советам народной милиции списки с перечнем наиболее ценных вещей. Кстати, когда я разговаривал с юрисконсультом патриарха, он говорил, что подобные же списки будут им подготовлены для рассылки по епархиям. Это сделано?
– Нет.
– Почему?
– Не знаю.
– Жаль.
– Да, епархии следовало бы оповестить, – согласился он и спросил: – Вы разрешите мне снять копию с этого решения?
– Разумеется. Но зачем? Сразу же после того, как решение было принято президиумом Совдепа, я отправил его Тихону с курьером уголовно-розыскной милиции.
– Патриарх не получал этого документа.
– Почему вы так считаете, Александр Викентьевич?
– Он мне о нем ничего не говорил.
– Разумно.
– Что именно? – не понял Димитрий.
– Разумно сделал, что не сказал, – объяснил я. – Иначе бы заявление, с которого началась наша беседа, получилось бы у вас менее внушительным и официальным. Умолчанием он значительно облегчил вашу задачу: «Большевики не заинтересованы в розыске похищенного и совершенно ничего не делают в этом направлении». Очень разумно.
Архимандрит нахмурил брови:
– Вас всегда отличало неуважение к служителям церкви, Леонид.
– Мне слишком часто приходилось с ними встречаться.
– Однако святейшего патриарха вы не знаете и никогда с ним не говорили, – возразил он, тем не менее копии с решения Совдепа снимать все-таки не стал.
– Кроме того, – сказал я, делая вид, что не заметил впечатления, которое на него произвела забывчивость патриарха, – нами было проведено в эти дни около двадцати облав в разных местах Москвы: на Грачевке, Верхней Масловке, в Марьиной роще, на Хитровом рынке, Смоленском, на Сухаревке. Проводили мы и обыски, прежде всего в ювелирных и антикварных магазинах.
– Вы нашли что-нибудь из похищенного?
– Да. При повальном обыске в Верхних торговых рядах агентами уголовно-розыскной милиции обнаружено 37
Этим удачным обыском в Верхних торговых рядах занимался Волжанин. Поэтому-то я после сегодняшней неудачи с Мессмером и не потребовал его отчисления. Как-никак, а эти жемчужины были первым нашим реальным, а главное – осязаемым успехом.
На Димитрия сказанное произвело впечатление.
– 37 жемчужин… Где, говорите, их нашли?
– В Верхних торговых рядах, в магазине Глазукова.
– Глазукова? Анатолия Федоровича?
– Совершенно верно.
– Позвольте, позвольте, но я его знаю как благочестивого человека, – поразился Димитрий. – Он же в союзе хоругвеносцев.
– Он прежде всего коммерсант, Александр Викентьевич, – уточнил я. – Глазукова допрашивал наш инспектор. На допросе он сказал, что купил жемчуг по случаю у неизвестного, которого встретил в Богородской бирже труда, где ему должны были рекомендовать приказчика. Человека, продавшего жемчуг, он, само собой понятно, не запомнил и узнать не сможет, очень сожалеет, что попал в историю, и прочее.
– Может быть, он действительно не знает человека, у которого купил жемчуг?
– Может быть, хотя и сомнительно. Но как бы то ни было, а жемчужины у нас. Если хотите полюбопытствовать, пожалуйста…
Примерный прихожанин, член союза хоругвеносцев и скупка краденого никак не могли совместиться в голове архимандрита.
– Я же хорошо знаю господина Глазукова, – пробормотал он, – порядочен, благочестив, глубоко религиозен…
– Человек от природы многогранен, Александр Викентьевич, – утешил я. – К вам он повернулся одной гранью, к нам – другой. Да и стоит ли его уж так винить? Может быть, он не знал, что жемчужины из ризницы? Может быть, он предполагал, что они украдены где-то в другом месте…
– У вас злой язык, Леонид, – сказал Димитрий.
– А как вы расцениваете действия этих жуликов?
– Как недоразумение.
– А если это нечто похуже?
– Я не уверен в своем праве осуждать кого-либо, – сказал он. – Но не будем спорить. Я хотел вас спросить о другом: насколько верно, что найденные вами жемчужины похищены из ризницы?
Я достал из сейфа жестяную коробочку из-под монпансье. Выудил из нее двумя пальцами черную жемчужину, напоминающую своей формой отсеченную человеческую голову с длинными волнистыми волосами.
– Не узнаете?
– Я плохо разбираюсь в драгоценностях.
– Это одна из трех черных жемчужин с золотой бляхи, которая находилась на митре патриарха Никона.
Димитрий перекрестился, не беря жемчужину в руки, подвинул поближе настольную лампу.
– «Три отрока»?
– Да, в описи похищенного они именуются «Тремя отроками». Память об умерших детях Никона…
Димитрий взял четки. Перебирая их, сказал:
– Кербель мне говорил, что черный жемчуг встречается реже, чем жемчуг других цветов, но…