Черный трибунал
Шрифт:
— На выход, с вещами!
Сперва Лютый удивился: почему люкс-вертухай не обращается к нему по фамилии. Затем вспомнил, что ни по имени, ни по фамилии тут, в «Лефортове», к нему вообще никто не обращался ни разу, если не считать первый день, когда оформляли документы. Сопоставив факты, он понял: Прокурор постарался сделать так, чтобы его, Максима Нечаева, в этой тюрьме навсегда позабыли.
Никаких вещей у Лютого не было, и, умывшись, он быстро покинул камеру.
Идя коридором, застланным ковровой дорожкой, и сопровождаемый каким-то сотрудником
Необходимые формальности, связанные с освобождением, заняли минут пятнадцать, при сем присутствовали лишь трое: он сам, сотрудник, который оформлял его в день прибытия в «Лефортово», и сотрудник в штатском, который вывел его из камеры.
Уже в половине шестого Максим, в сопровождении того же сотрудника в штатском, садился в желтый реанимобиль, дожидавшийся его в лефортовском дворике.
В машине, кроме водителя, был еще один сотрудник в штатском, похожий на первого: такой же серенький, неприметный мужичок. Оба с на редкость незапоминающимися лицами. Окинув недавнего арестанта цепким взглядом, первый, видимо бывший за старшего, произнес негромко:
— Прокурор распорядился доставить вас домой. Насколько нам известно, в вашем распоряжении три квартиры в Москве и одна в Подмосковье. Куда везти?
Максим, недолго думая, назвал адрес самой отдаленной. И не потому, что он не спешил домой. Просто захотелось проехаться по Москве, посмотреть на заснеженные улицы, на предпраздничную иллюминацию, которую к утру еще не успели погасить…
Спустя минут сорок яично-желтый фургончик реанимобиля остановился у подъезда многоэтажки в Южном Бутове.
Максим вылез из машины, разминая затекшие от долгого сидения ноги.
— Спасибо, до свидания, — неприязненно бросил он, заметив, что оба провожатых вышли из машины следом. — Дорогу дальше я знаю.
— Нам приказано доставить вас до дверей квартиры, — объяснил старший. — И кое-что передать…
— Ваше право…
Уже в лифте Максим, хлопнув себя по карманам, вспомнил: ключи от этой квартиры остались в «форде». А запасные — в другой квартире, в Медведкове…
— Ничего, мы откроем, — заметив замешательство Лютого, произнес серенький провожатый.
— У вас и ключи от моей квартиры есть? — удивился Нечаев.
Серенький извлек из кармана набор отмычек.
— У нас все есть… — улыбнулся он, и это было первой эмоцией, которую Лютый увидел у своих сопровождающих…
Они прошли на кухню, где Максим не был уже целую вечность, недели три.
Знакомый стол с выщербленными кое-где краями, полное мусорное ведро, пепельница с засохшим окурком…
— Хотите, я вам кофе сварю? — спросил Лютый, готовый с радостью исполнить долг хозяина и проявить гостеприимство.
— Нет времени. — Не снимая пальто, серенький расстегнул пуговицу, извлек из внутреннего кармана пачку паспортов и еще
Лютый не спеша перелистал документы. Все, как один, — на чужие имена, но с его, Нечаева, фотографией. К внутренним паспортам прилагались заграничные, водительские удостоверения и военные билеты. Короче — полный джентльменский набор…
— А где мои документы? Я имею в виду паспорт на имя Нечаева М. А., выданный сто сорок вторым отделением милиции города Москвы от третьего июля тысяча девятьсот восьмидесятого года? — весело спросил он, понимая, что документы на свое имя он уже не получит, по крайней мере в ближайшие годы.
— Этого мы сказать не можем. Телефон Прокурора вам известен. Звоните, узнавайте у него…
Проводив «сереньких» сотрудников до двери, Максим вернулся на кухню.
Заварил себе кофе, закурил и, вытянув ноги под столом, произнес задумчиво:
— М-да. Опять на нелегальное положение… Опять я не принадлежу самому себе…
Размышления его прервал телефонный звонок. Сперва Лютый хотел было подняться и взять трубку, но все-таки решил этого не делать. Он-то прекрасно знал, кто может позвонить ему в столь ранний час.
Очень хотелось спать. В «Лефортове» его разбудили как раз тогда, когда ему снился чудесный сон — будто бы они с Наташей, взявшись за руки, гуляют по лесу. И будто бы Наташа сообщает ему, что у них будет ребенок. И его это страшно радует. Она говорит, что была в консультации, что врачи смогли даже пол ребенка определить, — если Максим, конечно, не будет возражать, у них должен родиться мальчик.
«Да как я могу возражать? — воскликнул Нечаев и, схватив Наташу на руки, начал кружить ее, целуя в глаза и губы. — Я просто счастлив, Наташа, родная! Мы назовем малыша Павлом. Так звали моего сына, который, к несчастью, погиб от рук бандитов, и мне хочется, чтобы память о нем осталась на земле…»
Такой сон прервали! Ладно… А что наяву-то происходит с его любимой?
Так хочется ее увидеть! Он вспомнил, как страстно и горячо любила его эта милая нежная девушка, как неистово отдавалась ему в деревенском домике. Надо срочно ее увидеть. Но как? Куда же он задевал номер мобильника дяди Леши? Теперь разве найдешь? Но ведь у него отличная память — значит, если постарается, вспомнит.
Он разделся, выкурил сигарету и пошел в душ. Стоя под горячими струями воды, он перебирал в памяти все номера телефонов, которые только мог вспомнить.
И правда сумел вспомнить номер коттоновского мобильника! Принялся названивать — ему не терпелось услышать Наташин голос. Наконец дозвонился, и она воскликнула:
— Максим, ты? Любимый мой! Наконец-то! У меня для тебя потрясающая новость! Я сегодня была в женской консультации, мне сказали, что я беременна! Я ужасно рада!
А ты? Ты рад? У нас будет ребенок!
Максим слушал ее лепет и улыбался — сон-то был в руку! Не зря, значит, говорят про шестое чувство. Он радостно крикнул в трубку: