Чёрный вдовец
Шрифт:
Поблагодарив доктора, Людвиг велел Рихарду его проводить, ссадил Собаку на пол и отправился к супруге. Доктор прав, следует извиниться. А заодно проверить ее комнату, мало ли, какие улики там найдутся.
Барготовы подштанники! Почему, чем ближе Людвиг подходит к комнате жены, тем больше злится? Он же успокоился! Он же прекрасно понимает, что ревновать ее – глупо, и наверняка изменению в ее ауре есть рациональное объяснение.
Обязательно есть.
Иначе придется признать, что даже Рихард ему врет. А это… это… нет, Людвиг пока еще был не готов к
Так. Дышать ровно, сосредоточиться на собственном пульсе. Успокоить разбушевавшееся воображение…
И не обращать внимания на странные тени, и отзвуки – словно стук когтей по полу в такт шагам. На вилле «Альбатрос» и не такое бывает по ночам.
Около двери супруги Людвиг оглянулся – и встретился взглядом с двумя зелеными огоньками. Похоже, это кошка по имени Собака стучала когтями. Потому что сейчас, когда она остановилась, стало совсем тихо. И за дверью – тоже тишина.
Людвиг повернул ручку замка, чтобы заглянуть и проверить, не спит ли супруга. Замок послушно поддался, а Людвиг отметил про себя: она заперлась. Не учла только, что замки в этом доме годятся от кого угодно, только не от хозяина. И не от призраков. И от Рихарда тоже не помогают. Так что толку от них ноль без палочки.
Однако дверь не открылась, словно ей что-то помешало. Приложив к двери ладонь и прислушавшись к дому, Людвиг усмехнулся: кресло. Нежные, хрупкие девушки, если их перепугать или разозлить, могут не только кресло весом в три стоуна, но и мобиль на тормозах подвинуть.
На всякий случай Людвиг постучался. Мало ли, хрупкая девушка уже успокоилась и готова к разумному общению? Но за дверью затаились.
Ну и ладно. Раз не хочет разговаривать – не надо ломиться. А то еще, увидев законного супруга, канделябром запустит. Девушки, они такие девушки.
Беззвучно пожелав супруге спокойной ночи, Людвиг отправился к себе; кошка все так же шла следом, делая вид, что она тут просто так, сама по себе, прогуливается. Уже у своей двери Людвиг подмигнул портрету, наблюдающему за ним через старинный лорнет. Портрет подмигнул ему в ответ, мол, подумаешь, супруга! Мы, Бастельеро, и не с такими чудовищами справлялись.
– Мур-р, – подтвердила кошка и скользнула вместе с Людвигом в дверь спальни.
Что ж, чудовище – то есть фрау Бастельеро – выйдет к завтраку, тогда они и поговорят. И наверняка все недоразумения прояснятся.
Виен, Астурия. Вилла «Альбатрос»
Кошка по имени Рина
Утро началось с шишки на лбу. Во сне Ринка благополучно забыла о дневных приключениях и проснулась с привычным ощущением «опаздываю на лекцию». А потому привычно попыталась скатиться с кровати и наощупь влезть в тапки… Вот тут-то ее и подкарауливал в засаде коварный столик на изогнутых ножках. С мраморной столешницей.
Вот черт!
От боли Ринка не сразу сообразила, как умудрилась очутиться в пятизвездочном отеле, и явление рыжей девицы в крахмальном белом фартуке и белом же чепце с кружевами ничегошеньки ей не подсказало.
– Ох, мадам, да как же так! – всплеснула руками девица… и тут до
Магда унеслась, а Ринка прижалась ушибленным лбом все к той же мраморной столешнице – ничего больше холодного поблизости она не увидела – и прикрыла глаза. Смотреть при свете ясного астурийского утра на собственную герцогскую спальню не было никаких моральных сил, и отчаянно хотелось уснуть обратно, а потом проснуться дома. В Москве. Рядом с милым, добрым, заботливым Петечкой, который никогда бы себе не позволил покрываться чешуей, ронять взглядом люстры и держать дворецким вампира.
Ведь все это ей приснилось, правда же?!
Заботливые руки Магды, приложившие к ее лбу ледяной компресс, пахнущий какими-то незнакомыми травами и немножко камфарой, развеяли прекрасную иллюзию. А из ее болтовни стало понятно, что Ринка проспала не лекцию, а время завтрака, и потому герцог недоволен, а Рихард сегодня так на Магду смотрел, так смотрел…
– Ты замерзла? – перебила ее Ринка, заметив на девичьей шее толстый вязаный шарф.
– Не-а, но он такой колючий! Ни один вомпер не прокусит!
– Да чушь все это, – покачала головой Ринка и поморщилась. Ушибленная голова болела, а при воспоминании о вчерашнем и вовсе мутило.
– Может и чушь, а береженого Единый бережет.
Спорить с ней Ринка не стала, а молча позволила сопроводить себя в туалетную комнату, подать полотенце, расчесать, одеть – и время от времени прислушивалась к потоку новостей. Что ж, в этом мире нет радио, но его вполне заменяет Магда. Правда, пока ничего особо интересного она не рассказала – так, домашние сплетни и немножко о привычках герцога.
– …каждое утро, прям как простолюдин какой. Вот не думала, что герцоги – и службу служат!
– А что, по-твоему, должны делать герцоги?
– Как что? На балах танцевать, за дамами ухаживать, по клубам ездить. Цветы покупать! К нам в лавку знаете сколько благородных господ захаживало? Этак небрежно закажут: супруге ирисов, а полюбовнице роз корзину, да еще актриске какой букет, да с записочкой. Ой, сколько я тех записочек понаписала! У меня почерк красивый, ровный, и грамоту знаю. Вот надо будет вам письмо написать, а вы мне и надиктуете!
В голосе Магды слышалась такая гордость, что Ринка была бы последней сволочью, если б не восхитилась и не пообещала непременно надиктовать. А заодно и спросила, где ж Магда училась грамоте?
– Так в школе при монастыре, дай Единый здоровья нашему королю! Матушка не хотела поначалу в школу-то меня отдавать, в хозяйстве рук не хватает, но бургомистр наш как прочитал на площади королевский указ, мол, кто детей учить станет, тому послабление в налогах выйдет, так все и повели. А тем, кто детей учить не стал, штрафы вышли. Я целых четыре года училась! И грамоте, и арифметике, и слову божию, и пению, и травному делу… ох, мадам! Что ж это я, совсем вас заболтала, а вы такая бледненькая сегодня. Болит, да?