Чёрный вдовец
Шрифт:
При воспоминании о сегодняшнем утре жар залил ее всю, от кончиков ушей и, кажется, до самых пяток. Даже пальцы на ногах поджались и в животе разлилась истома.
– Дура, не вздумай! – громко велела себе Ринка и вскочила с кровати. – Размечталась!
Пнув ни в чем не повинную кровать, она отправилась умываться холодной водой. И уже в ванной поймала себя на том, что торопится. Куда? Зачем?
Так. Надо остановиться и прислушаться. Откуда эта тревога? Куда хочется немедленно бежать? Неужели дракончик?
«Да, да, да, скорее, мне страшно, скорее! – отозвалось
Прижав ледяные ладони к щекам, Ринка ошалело глянула на себя в зеркало. Такая знакомая детская обида, что хоть плачь.
– Ах ты, фаберже! Это из-за тебя я тут с ума схожу?!
«Я не фаберже, – обиженно откликнулось нечто. – Я… я хороший!»
– Хороший, хороший, – пробормотала Ринка. – Без паники, сейчас я приду.
Нерожденный дракончик явственно всхлипнул, и Ринку окатило таким пронзительным одиночеством, что она сама чуть снова не заплакала. Но показала себе в зеркале кулак и помчалась в лабораторию, на ходу прихватив шаль.
По счастью, ей никто не встретился по дороге, если не считать Магды, выходящей с кухни.
– Ой, мадам! – рыжая смущенно потупилась, покраснела и сделала книксен.
Выяснять, что девчонка набедокурила, Ринка не стала – наверняка ничего серьезнее кражи пирожков или кокетства с садовником.
– Принеси мне завтрак в лабораторию, – велела она, приложила палец к губам и помчалась к потайному ходу, вход в который был как раз рядом с кухней, в одной из кладовок.
Яйцо, которое Ринка из чистой вредности продолжала звать Фаберже, тут же попросилось на ручки. Оно время от времени вздрагивало, елозило и тихонько жаловалось то на тесноту, то на холод, то у него что-то чесалось, то хотелось вообще непонятно чего. Приходилось его гладить, петь ему колыбельную и гулять с ним на руках, почти как с младенцем.
И только через час, не меньше, оно успокоилось и замурлыкало. И тихо, как-то робко, спросило:
– Мама?
– Мама, – со вздохом согласилась Ринка, понимая, что объяснять нерожденному малышу, что мама его потеряла, не стоит. Еще вылупится раньше времени от стресса. Или еще какая-нибудь гадость с ним случится.
– Мама, – повторило яйцо довольно и замурлыкало сильнее. Ринке даже показалось, что оно к ней прижалось.
Ее собственные эмоции тоже пришли в норму, и очень захотелось извиниться перед Людвигом. Правда, Ринка плохо представляла, как она объяснит свои закидоны. Что-то типа «дорогой, у меня тут яйцо скоро проклюнется, нервничает, и я за компанию. Надеюсь, ты не против наследника-дракона?»
Да уж. Физиономию супруга после такой новости определенно стоило бы запечатлеть.
Ринка тихо хихикнула. Сейчас, со спящим яйцом на руках, ей было невероятно тепло, уютно и спокойно. Даже мысли «а что скажет мама-дракониха» и «я понятия не имею, как растить малыша и чем его кормить» ее не слишком беспокоили. Все как-нибудь образуется, ведь… ведь мама рядом.
О Великий Ктулху… мама… Она скоро станет мамой. Ой-ой-ой.
И она снова рассмеялась, нежно прижимая
Из расслабленной эйфории ее вывел Рихард, заглянувший в лабораторию.
– Герр Людвиг ищет вашу светлость. В саду.
Ой. Она совсем забыла, что следилка надета на кошку, а где носит эту Собаку, один черт знает. Опять Людвиг разозлится!
– Спасибо, Рихард. Он не спрашивал про лабораторию?
– Нет, ваша светлость. Но скоро он вернется в дом.
– И найдет меня на месте, – вздохнула Ринка. – Надеюсь, он не слишком злится.
– Не слишком, – по губам Рихарда скользнула тень улыбки.
Людвиг явился к ней в будуар минут через десять. Ринка как раз успела открыть книгу о драконах в поисках ответа на самый важный вопрос: чем питаются новорожденные? Но пока ответа не нашла. Вообще книга эта показалась ей скорее сборником сказок, чем практическим руководством… а, ладно. Потом разберемся.
– Да, дорогой? – улыбнулась она, вставая навстречу супругу, и мысленно надавала себе по рукам: не надо, не надо делать книксен, как нашкодившая Магда! Герцогиня вы или где?
В руках у супруга, кстати, красовался слегка помятый букет фиалок. И он совершенно явно не знал, куда бы его деть. Да и судя по сжатым губам супруга, поиски иголки в стоге сена (и чьи-то утренние закидоны) не добавили ему благостности.
– Граф Энн соблаговолит пригласить наших светлостей на прием в честь герцога и герцогини Бастельеро, – сказал он хмуро.
Что ж, Ринка вполне понимала нелюбовь супруга к светским мероприятием. Она бы тоже предпочла, чтобы он ушел на службу, а она могла бы вернуться к своему Фаберже.
Людвиг попытался сунуть руки в карманы, что в исполнении герцога выглядело… странно, короче, выглядело. Почти как книксен в исполнении герцогини. Попытался – и вспомнил про фиалки. Сжал губы еще тверже и, промаршировав разделяющие их с Ринкой пять шагов, вручил букет ей.
Безумно хотелось рассмеяться, но Ринка сдержалась. Вместо этого она поднялась на цыпочки и поцеловала Людвига в чисто выбритый подбородок, выше не дотянулась.
– Спасибо, это так мило… в смысле, цветы. Обожаю фиалки.
Ей показалось, или суровый полковник смягчился? Не улыбнулся, конечно, но вертикальная морщинка между бровями разгладилась.
Может, поцеловать его еще раз? А потом…
Ринке так явственно представилось это «потом», что она залилась жаром. Пришлось отступить на полшага. А то еще подумает, что она подлизывается! Или чувствует себя виноватой! Нет уж, не дождетесь.
Отступив еще на шаг – гад чешуйчатый, между прочим, даже не сделал попытки ее удержать! – она позвонила в колокольчик, вызывая Магду, и спросила, просто чтобы не молчать:
– Мне обязательно присутствовать?
И тут же пожалела. Глупо же, прием в ее честь – а это без вариантов.
– Обязательно, – нахмурился Людвиг.
– Хорошо, я буду готова…
– Через час. Наденьте что-нибудь синее или серое, – так же хмуро велел Людвиг… и ретировался.
Правда, на прощание одарив Ринку весьма горячим взглядом.