Черный ворон, я не твой

Колычев Владимир Григорьевич

– А я кредит в долларах взял, – махнув на него рукой, продолжил Станислав.

О наболевшем говорил, с надрывом.

– Надо было в рублях брать, а я в долларах… Крупный заказ, крупный кредит, все под него заложил… В общем, как дефолт нам вставили, так мой бизнес и тюкнулся. В долларах много надо было отдавать, а банк ждать не хотел. Подъехали ко мне крутые ребята и как в той плохой сказке – кошелек или жизнь… Я выбрал жизнь. И остался без штанов…

– Да, надо было в рублях кредит брать, – сочувственно кивнул Челкин. – Мы тоже в долгах были, но в рублевых. Мы на этом поднялись…

– Хочешь сказать, что я неудачник? –

вспылил Казимиров.

– Нет, конечно…

– Да ладно, нет, если да… – успокаиваясь, усмехнулся он. – Сам знаю, что попал… А я свое потом взял. Сначала банк меня нагрел, а потом я его…

Он замолчал, вспоминая, как было дело… «Транснационалбанк» большой, филиалов по стране много… Не сразу начали, но все равно… С первого раза почти сто тысяч долларов взяли… Второй раз не повезло, но и тут в наваре остались…

– А потом такой фарт пошел…

Он вдруг понял, что все свои мысли озвучил вслух. И про первый раз сказал, и про второй… А об этом никому говорить нельзя.

Но еще не поздно выкрутиться.

– В общем, кредитов набрали море, – сказал он и замолчал.

Пусть все думают, что разговор шел о кредитах. На самом же деле все было совсем не так…

* * *

Яков Александрович Кологривцев погорел на взятке. Влиятельные друзья обещали ему помочь, но, видимо, действовали по принципу «лебедь, рак и щука». А может, и вовсе ничего не делали. Так или иначе, воз и поныне был там, то есть сам Кологривцев оставался в камере. Денег у него, видимо, хватало, поэтому он и прикупил себе блатное место. Подробностей сделки Андрей не знал, поскольку постояльцев в подведомственную ему камеру определял лично начальник тюрьмы. Его дело маленькое – обеспечивать порядок, выявлять правонарушения и вести разработку вверенных ему заключенных. Этим он и занимался. Потому и барахтался Кологривцев у него на оперативном крючке. Чтобы склонить его к сотрудничеству, достаточно было пригрозить ему переводом в камеру к матерым уголовникам.

– Водку, значит, вчера пили? – разглядывая арестанта немигающим взглядом, с официальной прохладцей в голосе спросил Андрей.

– И еще коньячок был. Сам Казимиров угостил…

Откуда взялся коньячок, Андрей знал и без него. Именно поэтому он сделал вид, что не услышал дополняющий комментарий.

– О чем говорили?

– Да обо всем.

– А конкретно?

– Ну, Калугин обронил, что кокаин гораздо лучше водки. Насколько я знаю, он за наркотики сидит. Говорит, что ему подбросили. Но мне кажется, он любитель… Не профессионал, нет, так бы ему в камеру передавали, а именно любитель…

– Соображаете, Яков Александрович, – поощрительно улыбнулся Андрей. – Может, когда освободитесь, к нам в оперчасть работать пойдете?

– Если оправдают, почему бы и нет…

– Если оправдают, жалобу побежите строчить, в комитет по защите прав человека. Требовать будете, чтобы мы извинения вам принесли.

– Нет, нет, что вы. Я же прекрасно вас понимаю, работа у вас такая, все про всех знать. А я же не какая-то уголовная сволочь, чтобы плевать вам в спину. Помогаю вам по мере сил и возможностей…

– Калугин говорил вам, что наркотики, найденные в машине, принадлежали ему?

– Напрямую нет, но я догадываюсь…

– Еще какие догадки?

– Казимирова вчера на откровенность потянуло. Про банк стал рассказывать. Есть такой, «Транснационалбанк»,

у нас в городе филиал. В девяносто восьмом году Казимиров брал в этом банке большой кредит в долларах, выплатить не смог, разорился. А потом сам банк нагрел. С первого раза сто тысяч долларов взял, и второй раз был. А потом, говорит, фарт пошел…

– Какой фарт?

– Не сказал… Понял, что проболтался, и замолчал…

– О чем проболтался?

– О том, что банк взял. «Транснационалбанк»… А вы что, не знаете?

– Что я должен знать?

– Этот банк два раза грабили. В две тысячи первом и в две тысячи четвертом, если я не ошибаюсь. Правда, не у нас. Сначала в Хабаровске, затем в Ставрополе…

– Где Хабаровск, а где мы… Да и до Ставрополя далеко… А вы откуда про эти ограбления знаете?

– Ну, Андрей Павлович, вы меня удивляете. Я же человек коммуникабельный, за прессой слежу, программу новостей регулярно смотрю, что здесь, что на воле. И память у меня хорошая…

– Что ж, спасибо за информацию…

– Да, и еще, сразу хотел сказать. Казимиров снова чудит. Обязал Калугина и Челкина камеру вагонкой обить, чтобы класс «А» был, не меньше. Да и других озадачил… Но вы не думайте, я не жалуюсь. Даже напротив. А то как-то несправедливо получается, я свое сделал, а все только пользоваться будут. А так от каждого по возможностям…

– Если никто не возражает, пусть хоть сусальное золото на стены напыляют…

– Нет, нет, никто не возражает.

Кологривцев ушел, а пища для размышлений осталась. Казимиров мог разориться в девяносто восьмом году, но грабить в отместку банки – это казалось Андрею чем-то нереальным. К тому же в чужих и далеких городах Хабаровске и Ставрополе… Но в то же время Казимиров застрелил свою жену из боевого и неучтенного пистолета. Где он взял «беретту»? И что еще более важно – зачем?.. И откуда взялись у него деньги на строительство дома и сервис-центра на Московском шоссе?.. И его крутые замашки наводили на определенные мысли. Если он смог о блатарей ноги вытереть, то что ему стоило держать в кулаке всю свою семью? А семья большая, и сыновья-племянники достаточно взрослые…

Глава 10

В комнате невыносимо пахло лекарствами, болезнью и мочой. Парень в кресле-каталке весь как будто высохший, с потухшим взглядом. Когда прозвучало имя Риммы Казимировой, глаза его вспыхнули гневным огнем, но тут же снова погасли. Как будто не было внутренних сил поддерживать его.

– Почему она вас интересует? – вяло спросил он.

Андрей уже жалел, что пришел сюда. Хотелось поскорее покинуть этот пропитанный бедой и безнадегой дом, глотнуть свежего воздуха. Право, в тюрьме было легче дышать, чем здесь.

– Дело в том, что я служу в следственном изоляторе, где в данный момент находится ее дядя…

– Ее дядя в тюрьме?! – как-то квело обрадовался парень. – А дети его, эти… Герман, Себастьян…

– Нет, они на воле.

– Жаль. По ним тюрьма плачет.

– Почему вы так думаете?

– Потому что это они посадили меня в эту коляску… Они похоронили меня, неужели непонятно?.. Был здоровым, жил полной жизнью, дышал полной грудью, а эта сволота…

Егор взял паузу, собираясь с силами. Чувствовалось, что душевное волнение забрало у него много энергии… Парень действительно очень плох. Мало того что ходить не может, он угасает изнутри. Засыхающее растение. Кошмар.