Черный всадник
Шрифт:
— Стёха?.. Где она была?
— В Буджаке… Она и сейчас там.
— В Буджаке… — Арсен на мгновение умолк, а потом тихо спросил: — А Златка?
— Про Златку ничего пока не известно.
Арсен не скрывал разочарования и недоумения.
— Гази-бей сказал, что Златку выкрал Чора, сын Кучук-бея. Теперь получается — опять о ней ничего не известно?..
— Вот как? — удивился Палий. — Хлопцы передали, что Чора похитил Стёху… Она теперь его полонянка.
— Его полонянка?! — воскликнул Роман. — Жизни не пожалею, а доберусь до него! Своими руками
— Постой, Роман! Не торопись убивать. Вы далеко не все знаете, друзья.
— Что ещё?
— Чора — мой племянник…
— Племянник?! Чора?! — Арсена и Романа как громом поразило.
— Его мать — моя младшая сестра Варвара.
— О! О!..
— Да, моя сестра — жена Кучук-бея, буджакского мурзы. — Палий грустно покачал головой, глаза его потемнели, стали жёсткими, суровыми. — Много лет назад во время разбойничьего набега попала к нему в полон да так и осталась в Аккермане до сих пор… Несчастная!.. Что может быть горше неволи! Разве что смерть… Там мужчин посылают на галеры, женщин — тоже не на лёгкую работу, а молодых красивых девушек беи, мурзы да сеймены забирают себе в гаремы, где в слезах, без радости и любви, они проводят молодость, постепенно привыкают, рожают детей… Нам на погибель!.. Проклятье!..
Палий разволновался, сжал кулаки.
Арсен впервые видел его таким.
— Не печалься, батько! Закончится когда-нибудь народное лихо, отрубим мы хищникам их загребущие лапы!
— Отрубим! Сомнений нет! — согласился Палий, немного поостыв. — Жаль сестрёнку, любимицу всей нашей семьи. Но иногда и несчастье помогает свершиться доброму делу. Вот видите? — Он достал кусок пергамента. — Это ярлык… Он откроет нам не только дорогу в Буджак, но и двери дома белгородского мурзы. А там посмотрим, что делать… Сестра нам, конечно, поможет…
— Батько, так едем скорей! — Арсен вскочил. — Не будем мешкать!
Палий добродушно ухмыльнулся.
— Подожди! Не спеши. Надо как следует приготовиться в дорогу.
— А чего нам готовиться?
— Как чего? Нужны кони, деньги, харчи… Да не помешает взять несколько пленных с собой, на случай ежели придётся выкупать девчат или обменивать… Не забудь и про подарки: в гости еду, к родной сестре!
Арсен почесал затылок.
— И правда… А жаль! Где бы раздобыть денег? — И он вывернул карманы. — Вот, несколько шелягов… У тебя как, Роман?
Роман помрачнел и развёл руками:
— У меня и того меньше…
Но тут подхватился Секач, сорвал с головы шапку.
— А братчики зачем? Пойдём по кругу, глядишь, и соберём… А ну, кто больше? — И он бросил золотой.
В шапку посыпались монеты — московские серебряные рубли, выпущенные царём Алексеем Михайловичем, польские злотые, персидские риалы, итальянские динары, испанские дублоны, английские гинеи, датские и шведские кроны, немецкие таллеры, турецкие куруши и пиастры… Пожалуй, не было на свете таких монет, которые не попадали бы в те времена на Запорожье.
Обойдя побратимов, Секач потряс шапкой, из которой донёсся металлический звон, и направился
— Деньги будут! — хитро подмигнул он при этом.
Обрадованный удачной выдумкой Секача, Палий не мешкая начал отбирать себе спутников.
— Арсен — раз, Роман — два, — загибал он пальцы на левой руке. — Метелица — три, Секач — четыре, я — пять… Ну и хватит, думаю… Иначе, чего доброго, ордынцы не за гостей нас примут, а за разбойников, — подытожил он.
— Как же я? — выскочил вперёд Шевчик. — Про меня ты забыл, Семён?
Палий не имел желания брать с собою старика, чтобы тот не был обузой в далёкой и опасной дороге. Однако и обижать его никак не хотелось. Потому сказал как можно мягче:
— Не лучше бы тебе, батько, остаться дома? Охота тебе трясти свои кости аж до Днестра? Не ближний свет!
Но Шевчик обиделся и подпрыгнул, как облезлый петух.
— Это кто трясти будет? Я?.. Да ты знаешь, кто я такой? — Он сделал паузу, напрягся, вытянул сухую сморщенную шею, чтоб казаться повыше, а потом сам ответил на свой вопрос: — Я Шевчик! Чтобы ты знал, Гуню и Острянина помню! С батькой Хмелем за одним столом Шевчик сидел и чарку осушал… Про Серко и говорить не стану… И всюду я первый!
— От заду, — вставил, посмеиваясь над расхваставшимся дедком, Метелица.
— Ты что плетёшь?.. — Шевчик не на шутку рассердился и выхватил саблю. — Ах ты лежебока! Жирный хвост собачий… Подь сюда, вот как ткну в твоё брюхо своей железякой, тогда узнаешь, кто я такой!
И он всерьёз сделал выпад, целясь саблей в живот Метелице, — тот едва успел увернуться.
— Да ты что, старое помело, часом, не сдурел? — Улыбка разом испарилась с изборождённого шрамами и морщинами лица Метелицы. — Уймись, не то, разрази меня гром, как схвачу за ноги, так сразу очутишься на свалке за крепостной стеной!..
Они встали друг против друга и, подпрыгивая от злости, начали вовсю ругаться.
Казаки гоготали. Палий тоже смеялся от души.
— Ну ладно, пускай едет старик! В дороге пригодится — кулеш варить или на часах ночью стоять… Все одно ему не спится…
Шевчик обрадовался:
— Неужто возьмёшь, сынок? Правда?
— В таких делах не шучу, — серьёзно сказал Палий.
— Вот молодец! Вот спасибо! Насчёт кулеша не сумлевайся! Я мастак на это дело. Такой сварю, что держись!
— За живот! — не устоял, чтоб опять не поддеть друга, Метелица и, заливаясь от хохота, хлопнул огромной ладонью щупленького вояку по сухим, хилым плечам; тот так и присел. — Горюшко ты моё!
Шевчик расплылся в доброй улыбке и склонил голову на широкую грудь побратима.
3
Стоял жаркий южный май. Это было то время, когда степная растительность — ковыль, донник, чертополох, ромашки и все разнотравье — достигла своего расцвета. Она ещё не начала высыхать под жгучими лучами солнца, буйно, как море, волновалась на безбрежных просторах. И кони плыли в этом пёстром море, скрытые по самое брюхо.