Черный Янгар
Шрифт:
Янгар слышит отголосок этих мыслей, и гул барабана, и свист хлыста, который скользит у ног. Хлыст остался в руках Хазмата. Хозяин верил, что, доведя Янгу до края, сумеет выпустить ту ярость, что некогда помогла убить медведя. Но попытки тщетны. Край подступает раз за разом, а ярость молчит. И Хазмат выпускает Янгу в бой.
Нубу – не медведь. Он приближается легкой танцующей походкой, и толпа одобрительно свистит. Они любят чернокожего, а тот отвечает на любовь красивой смертью. И копье почти соскальзывает с ладони, острие жалит, отворяя кровь на плече. Не
– Ты… драться! – Нубу ударяет себя в грудь.
И кольчуга дребезжит, пляшут тонкие кольца ее, сверкают так, что ломит в висках.
– Драться…
Второй удар копья приходится в бедро.
– Гони его! – требуют зрители. – Бей!
Убивай.
Жало копья подымается в третий раз. И розовая ладонь льнет к полированному древку. Мир срывается с привязи за мгновение до удара.
Янгар очнулся от тишины. Молчали зрители. И только собаки, раззадоренные звериным запахом, заливались лаем. Янгар стоял на четвереньках, опираясь руками на тело нубу. С того слетел рогатый шлем, и теперь всем стало видно, что нубу был стар. Сед.
И еще жив. Из разодранного горла его хлестала кровь. А в глазах Янгу видел жалость.
– Убей! – крикнул кто-то.
И толпа подхватила. Они больше не любили нубу, но желали видеть, как он умрет. Это ведь не сложно. Копье лежит рядом, на песке.
Нубу вдруг дернулся, и массивная рука его обхватила горло Янгара.
Вот и все.
Ему достаточно было сжать пальцы, чтобы хрустнула шея, но нубу рывком подтянул Янгара к себе. Дернулись темные губы.
– Амок, – прочитал Янгар.
А потом и второе слово:
– Беги.
Нубу умер сам. И это огорчило зрителей. А Хазмат и вовсе пришел в ярость.
– Не жалей, – говорил он Янгару, перемежая слова с ударами. – Никогда и никого! Не жалей!
Рассвет Янгар встретил в глиняной яме, куда отправляли тех, кого Хазмат желал научить послушанию. И, опустившись на дно – такое упоительно прохладное, – Янгар свернулся калачиком. Он умел переносить боль, но не знал, как отогнать кошмар. Стоило смежить веки, и он видел разодранное горло, чувствовал кровь на губах и слышал шепот:
– Беги.
Тот нубу приходил всякий раз перед вспышкой. Всего за долю мгновения, предупреждая, что мир вот-вот треснет. И постепенно Янгар начал испытывать к нему благодарность. Но сегодня нубу оставил его. И уже соскальзывая в алое марево безумия, Янгар попытался сдержать удар.
Его тело переставало принадлежать ему. И черное лицо нубу вдруг сменилось смуглым узким лицом Хазмата. Тот поглаживал длинные усы и кривил губы, приговаривая:
– Не жалей. Никогда и никого.
Хазмат исчез, и появился Ерхо Ину. Он ничего не говорил, но ему и нужды не было. Тридуба смотрел с таким презрением, что Янгар понял – все тот знает. Про другой край моря, про пески и караваны, про рабский рынок и школу, в которой Янгара пытались научить послушанию. Про казармы, арену…
И бешенство вдруг отступило.
– Тише, мальчик мой, тише… – Кейсо держал, не позволяя подняться. У него одного хватало сил справиться с Янгаром. Кейсо наваливался всей тушей, подминая Янгара под себя, и держал до тех пор, пока приступ не заканчивался.
– От… отп… – Речь давалась с трудом. – Отпусти.
– Все?
Кейсо не спешил убрать руки.
– Отпусти, – повторил Янгар. И получил свободу.
На ноги он сам поднялся.
Покачивало. Мутило. И голова привычно кружилось. Но все же приступ был недолгим, иначе было бы хуже.
– Где…
…его жена.
У нее зеленые глаза и рыжие волосы.
Она дочь Ерхо Ину, но не та, которую он любит.
И она просила подарить ей красные сапожки.
– Убежала. – Подняв плеть, Кейсо протянул ее Янгару.
– Я…
На плети остатки крови. Ударил? Не сумел удержать себя?
– По лицу, – спокойно добавил Кейсо.
Она сама виновата, виновата сама. Она что-то сказала, отчего ярость, которую Янгар сдерживал, прорвалась.
– Далеко не уйдет. – Кейсо подошел к лошадям. – Но если хочешь догнать, то поспеши. Рассвет скоро. И Ерхо Ину, когда поймет, что ты ушел, устроит травлю.
Он не пощадит нелюбимую дочь.
След был. Широкий. Явный. Проложенный сломанными ветвями и каплями крови, которая уже подсыхала. Янгар чуял запах страха и поторапливал лошадь, пытаясь нагнать жену, пока с той не случилось беды.
Случилась.
В храме, когда глупая девочка связала жизнь с ним.
И он тоже глупец, если решил, что Север излечит. Десять лет тишины – это ведь достаточно, чтобы поверить, что амок, безумие воина, которое дарит Тысячерукая богиня избранным, оставила Янгара.
– Стой!
Он кричит, понимая, что Аану не остановится. Бежит, прячется, ранит себя. И колючий кустарник становится стеной на пути Янгара. Его жеребец хрипит и пятится, трясет головой.
Спешившись, Янгар бросил поводья на ветвь.
Пешком.
По тропе, которую проложила Аану. И рыжие нити ее волос выводят к краю оврага. Но здесь след обрывается. И на зов девочка не отвечает. Прячется…
По лицу, значит.
Плетью.
– Погоди! – Кейсо выбрался из зарослей. – Если она в панике, то к тебе точно не выйдет. Пусти…
Наверное, он был прав и помочь желал искренне. Наверное, Янгар принял бы помощь, но в этот миг со дна оврага раздалось такое знакомое ворчание.
Медведь.
Огромный матерый зверь с седою холкой. Под разрисованной шрамами шкурой перекатывались валуны мышц. Шея прогибалась под тяжестью головы, и Янгар мог разглядеть нити слюны, протянувшиеся к палой листве. А между передними массивными, будто столпы, лапами зверя лежала Аану.
– Не смей! – Предупреждение Кейсо запоздало.
Янгар уже катился по склону оврага, оставляя на листвяном ковре глубокий след. И, съехав на самое дно, спохватился, что из оружия при нем лишь нож да плеть.