Черный ящик
Шрифт:
Теперь всё было готово для сна. Но тотчас завалиться не удалось – Акимову захотелось в туалет. По малой, но настоятельной нужде.
А когда он лег, сняв с себя тесный чехол платья и раскинувшись без стеснения по диагонали кровати, на него мягко опустилось блаженство. Это был подарок уставшего, измученного от непривычных нагрузок тела. В темноте, сгущаемой светившим за окном фонарем, оно не было видно. И в лежачем положении почти не ощущалось. Оно чувствовало чистоту белья и свободу от мышечного напряжения, усугубляемого стеснявшей одеждой, впитывало негу покоя и передавало ее Акимову.
«Вот и еще один
Мысль Акимовым додумана не была. Он уснул, запутавшись в построении. Не заметив того, что улыбается.
Акимов проснулся в восемь утра.
Всю ночь он гонялся за своей женой и носился над пропастями на своей машине. Бил о кирпичную стену бутылки с пивом и показывал Чернову крупный граненый кристалл, говоря: «Вот это я изнутри».
Но это оказалось сном.
Третье пробуждение хомутом насадило на Акимова полутемную комнату, кровать и лежащую на боку старуху. Он и смотрел на минорный орнамент ковра. Там, под простыней, сорочка Акимова задралась, и груди отдельной, самостоятельной массой из-под нее выползли. Одну из них он придавил рукой. От этого ущемления самого себя было немного больно. Ещё сильно хотелось писать. И не было никакой возможности отстраниться от этих ощущений – от пришедшей тоски наблюдающее «Я» не находилось.
Акимов слез с кровати и посмотрел на свои ноги. Даже без очков были видны синие сплетения выступивших вен, подобравшиеся к кривым пересохшим ступням, которым тесна любая обувь. Коричневые когти на пальцах…
«Во что превращается человек… И, вообще, зачем он живет?»
Акимов пошел в туалет. Устраиваясь на унитазе, он вспомнил, как бойко приседал со штангой на своих крепких, умеренно волосатых и мускулистых ножищах. Где они ходят?
От упражнений на тренажерах грустная мысль Акимова перешла к Гене. А от него к Вите.
Как его найти? Для удобства поисков и опроса в «Окне Парижа» неплохо было бы иметь с собой фотографию, которую прислал Чернов. Значит, надо ее распечатать. Не обязательно это делать в Волосово, можно и в Питере. А, может, у них в ресторане ведется видеонаблюдение? И имеются записи? Это вариант! Это необходимо выяснить в первую очередь. А если будут идти в отказ, нужно придумать какую-нибудь историю или…
Акимов взбодрился. Предстоящее задание и подготовка к нему захватили его. Серая душевная вялость ушла и появилась мобилизующая силы и способности жажда деятельности.
Акимов помылся и стал одеваться. Совершив небольшую тактическую ошибку, натянув вначале платье, а потом взявшись за колготки. Их рифленая ткань ежесекундно цеплялась за панцирь торчащих ногтей. Акимов кряхтел и чертыхался от неудобства и никак не мог понять, почему старуха носила такое неудобное узкое платье и не стригла свои когти, доведя их да такого жуткого состояния.
Одевание немного сбило деловой настрой, но Акимов выправился – ему в голову пришло счастливое решение этого вопроса, изменившее первоначальное намерение Акимова немедленно ехать в город. Перенести поездку на вторую половину дня требовало и то, что есть Акимову было нечего. Из съедобного оставался кусок булки и пряник.
Поэтому, попив с черствой булкой чай (каменный пряник не откусывался), Акимов пошел в магазины. За нормальными продуктами и одеждой.
Из дома
На улице было солнечно, но прохладно. Но к холоду Акимов был готов – кроме берета и шарфа он надел еще и перчатки, найденные им на вешалке. Поэтому путь на Вокзальную улицу показался Акимову короче, чем накануне. В садике ему пришлось кивнуть в ответ какой-то сторожившей коляску бабке, призывно махнувшей Акимову своей клешней. Предполагаемый разговор не состоялся – в коляске очень кстати запищал ребенок, и Акимов без задержек миновал опасный для него участок.
Вещевой павильон, к которому целенаправленно спешил Акимов, был уже открыт. И девственно пуст. Только сонные продавщицы в своих пестрых закутках хлебали кофеек и приводили в порядок свои лица и волосы. Это было и хорошо, и плохо одновременно.
Хорошо от того, что Акимов мог без суеты и судорожной спешки примерить необходимую вещь. Плохо потому, что каждая примерка (их было не менее десятка) сопровождалась советами и громкими одобрениями продавщицы, навязывающей ему свой товар. Под ухмылки, улыбочки и шутки остальных. «Это они не надо мной, – успокаивал себя Акимов, которому было стыдно – это они над старухой».
Но он вытерпел это наказание и купил себе то, что хотел. И всё это на себя надел.
Переоделся Акимов во все темно-спортивное: куртку с капюшоном, спортивные широкие штаны на резинках, свитер с воротом и кроссовки. Еще на Акимове были новые носки, футболка и трусы. Все мужское.
Также Акимов поменял старухину сумку на спортивную через плечо. В нее он положил новые шлепанцы и перчатки.
На приобретения ушла половина оставшихся после компа и мобильника денег. Но Акимова это не смущало – шопинг удался. Если не смотреть на лицо, то получилось очень неплохо. Удобно, тепло, мягко и неброско. А ногам, так вообще, сказка. И главное – никакого акцента на половую принадлежность.
Когда Акимов оставил барахолку, то с большим удовольствием бросил пакеты со старухиными вещами за углом павильона.
В новой одежде внутреннее «Я» расправилось и обозначилось. И было в состоянии вести наблюдение. За движением ног в спортивной обуви, за взмахом руки в новой перчатке, за шуршаньем куртки. Акимов и сам мог бы быть так же одетым. Да и сама одежда? Это внешняя проекция внутреннего состояния личности. Теперь Акимова стало больше. Он потеснил старуху, заявив о себе вовне. Добавив мужского и спрятав старушечье. Это своего рода маленькая победа над обстоятельствами. Малюсенькая, правда, но все равно приятно. Очень приятно.
С хорошим настроением и полноценным самоощущением Акимов посетил продовольственный магазин. Где никак не мог остановиться, покупая все «самое необходимое». Которого набралось столько, что было трудно нести: сахар, хороший чай, пельмени, сосиски, колбасу, молоко и тому подобное. И еще одноразовые тарелки, стаканы, ложки, вилки и салфетки.
Возвращение домой было не таким стремительным, как утренний марш. Всё незаметно, но сильно устало. И ноги, и руки, и спина. В скверике Акимову очень захотелось посидеть, но там на скамейках снова расположилась теплая компания – вчерашние старухи и еще парочка новых. Чтобы его не зацепили, он накинул капюшон и неузнанным прошел мимо шумной группы. Кто-то там был глух, и разговоры велись на повышенной громкости.