Черный занавес
Шрифт:
– Разве что этим утешимся… Ты на пляж пойдешь?
– Думаю пойти, поглядеть натуру.
– Нам вместе появляться не стоит. Враги, конечно, знают меня в лицо. Буду в отделе. Вернешься – позвони мне.
Гуков хотел ответить, что это ему подходит, но не успел – зазвонил телефон.
Андрей Иванович поднял трубку и передал Королеву.
– Спрашивают тебя, твои, должно быть, парни.
– Да, – сказал в трубку Королев. – Так… Понятно… Так… Понял…
Гуков с тревогой смотрел на вытянувшееся лицо Вадима, его глаза, которые сузились, стали жесткими, свинцового
– Хорошо. Сейчас буду.
Королев отнял от уха трубку, странно посмотрел на нее, осторожно опустил на рычаг, со всхлипом, судорожно вздохнул.
– Ну, товарищ из Центра, – тихо сказал он, – на пляж мы поедем вместе. Только что убит Тимофей Старцев.
«И НА ПЛЯЖЕ УБИВАЮТ»
Его убили ударом ножа в сердце.
– Точный удар, – сказал судебно-медицинский эксперт, осмотрев тело Тимофея Старцева. – Профессионально сработано, чисто.
– Вы меня утешили, Иван Пантелеевич, – буркнул Королев.
– Смерть наступила примерно два часа назад. Дело тут ясное, по моей, разумеется, части. Ну а подробности сообщу позднее, когда позволите забрать труп для исследования. Вопросы ставите обычные: другие травмы, яды, алкоголь?
– Пока да. – Королев повернулся к Гукову: – Думаю, что можно увезти труп.
– Конечно. Только…
– Я уже распорядился. Вывезут незаметно. Об этом никто не знает, кроме наших, начальника спасательной станции и одного старика. – Он подозвал молодого сотрудника: – Действуйте, Мелешин, действуйте так, как я вам сказал. Где эти люди? Начальника станции вы предупредили?
– Конечно. И он, и этот старик на турбазе, рядом, Вадим Николаевич. Находятся в отдельных комнатах, ребята из угрозыска присматривают за ними.
Труп Старцева аккуратно завернули и вынесли к машине, которую подогнали к сараю, где хранился спасательный инвентарь и где произошло убийство. До этого сарай был тщательно обследован оперативной группой, но только ни орудия убийства, ни каких-либо следов, могущих навести на преступника, обнаружено пока не было.
Гуков и Королев остались вдвоем.
– Что скажешь, Андрей Иванович? – спросил Вадим Николаевич.
Гуков развел руками, медленно огляделся вокруг.
– Что тут сказать, – проговорил он после минутной паузы. – Оказывается, и на пляже убивают.
– Выходит, так, – угрюмо буркнул Королев. – А вот и начальник спасательной станции.
К ним подходил невысокий полный мужчина с выпуклой грудью и задорным хохолком на голове. Он был взволнован, беспокойно теребил в руках светлую летнюю шляпу.
– Весьма огорчен, весьма… Такое событие! – Начальник спасательной станции надел шляпу, потом спохватился, виновато улыбнулся и сдернул ее с головы: – Готов к вашим вопросам. Хотя все это мне… Да… Словом… Весьма неприятно!
– Скажите, пожалуйста, кто сообщил вам о смерти Старцева? – спросил Гуков.
– Наш сторож, Пахомов Федор Матвеевич. «Убили, начальник, нашего Тимку…» – сказал он мне. Я мигом на склад. Так и есть. Не дышит наш Тимофей. Позвонил в милицию…
– Что он за человек, этот сторож? Расскажите о нем.
– Пахомов и есть. Странный человек, но добрый. Дед Пахом – его так называют. Работник отменный, службу знает, сам бывший флотский, только вот… – Начальник станции замялся.
– Ну-ну, говорите! – поощрил его Королев.
– Знаете ли, выпивает, – застенчиво улыбаясь и почему-то шепотом произнес начальник станции.
Гуков и Королев обменялись взглядами.
– И крепко? – спросил Королев.
– Не то чтобы… Пьяным его не назовешь, только вот запашок всегда в наличии.
– Ну, ладно. Пойдемте в ваш кабинет, – устало проговорил Вадим Николаевич. – Подпишете там протокол.
Труп Тимофея Старцева обнаружил сторож спасательной станции Федор Матвеевич Пахомов. Опустившийся, неопрятный старик, закоренелый пьяница, ухитрявшийся постоянно находиться в состоянии подпития.
Для тех, кто окружал Пахомова, он оставался старым чудаковатым алкашом или попросту чокнутым дедом, на которого порой находили приступы активной деятельности. Тогда все на спасательной станции ходило ходуном: дед Пахом затевал большой аврал, мокрую приборку. Он с остервенением махал шваброй, мыл с мылом крашеные стены, не забыв подключить к этим работам весь штат станции.
Дед Пахом служил в свое время на флоте, и поэтому уснащал речь морскими словечками и был виртуозен по части сочного боцманского мата… А в общем, стариком дед Пахом был безвредным, отходчивым. Главное, мог поправить по утрам молодые разгульные головы, втайне изготовляя особое зелье, именуемое им «бормотушкой». Жаждущие опохмелиться парни относились к старику с душевной симпатией. Но порой сторож станции напускал на себя профессорский вид и начинал говорить так, словно выступал на международном симпозиуме, и приходил в ярость, когда кто-нибудь, еще не предупрежденный заранее, называл его вдруг дедом Пахомом.
– Попрошу не искажать моего имени, молодой человек! – выпаливал громко в лицо незадачливому собеседнику дед Пахом. – Меня зовут Федором Матвеевичем!
Старика хорошо знали в городе, он был своего рода примечательностью Рубежанска, хотя вряд ли кто мог рассказать историю его жизни, и все судили о ней по тем байкам, которыми он удостаивал слушателей.
Гуков был предупрежден по поводу особенностей характера деда Пахома, и Андрей Иванович начал допрос старика с исключительной любезностью. Он вошел в комнату, где ждал допроса Пахомов, вежливо поздоровался, уселся за стол и сказал:
– Меня зовут Андреем Ивановичем. Мне поручено расследование убийство гражданина Старцева, а поскольку вы единственный свидетель, то ваши показания…
– Свидетелем убийства я не был, – перебил его Пахомов. – Мною обнаружен труп – и только. Чего не надо – не лепите.
– Совершенно верно, – улыбнулся Гуков, ответив точно в такой же тональности, в какой говорил с ним сторож. – Вы правы, Федор Матвеевич. Я выразился не совсем так, как мне хотелось. Неудачно сформулировал.
– Вам нельзя ошибаться в формулировках, гражданин следователь, – буркнул Пахомов.