Черный жемчуг
Шрифт:
– Я приехал сюда именно для того, чтобы рассказать вам сказку, – настаивал Эдуард. – Пусть ваша обожаемая Берч продолжает укладывать вещи, а мы с вами спустимся в сад подышать свежим воздухом.
– Говорю вам, мне некогда!
– Нет, вы обязаны пойти со мной, – решительно заявил Эдуард. Бросив многозначительный взгляд в сторону Берч, он указал на дверь.
Аннунсиата раздраженно вздохнула, но ею уже завладело любопытство. Бросив платье, которое держала в руках, она проговорила:
– Хорошо, я пойду с вами – но ненадолго. Продолжай, Берч, и будь повнимательнее. Я скоро вернусь.
В саду воздух был чистым и свежим, напоенным
– Итак, дорогая моя, мне надо рассказать вам одну историю. Она касается женщины, но не женщины вашего круга, моя маленькая графиня, а выросшей в старинной семье. После того как умерло несколько ее ближайших родственников, эта дама стала сама себе хозяйкой – это случилось очень рано, но из-за несчастной любви она никогда не вышла замуж. В жизни этой женщины появился принц на белом коне, только появился он не в любви и радости, а после битвы – усталый, одинокий, глубоко опечаленный потерей своих друзей.
Эдуард замолчал, чтобы собраться с силами, и заметил, что Аннунсиата слушает его спокойно и внимательно, как будто пытаясь соотнести его слова с собственными чувствами.
– Возлюбленный этой женщины погиб в той же битве, как и множество ее родственников. Нам не следует осуждать их – женщина и принц той ночью были вместе и, видимо, сумели утешить друг друга. На следующее утро принц уехал на своем белом коне, но не взял женщину с собой, так и не узнав, что оставляет ее беременной, – взглянув на Аннунсиату, Эдуард заметил, что на ее щеках блестят слезы. – Так я буду продолжать? – спросил он, но Аннунсиата отрицательно покачала головой. В тишине вновь запел соловей, и Аннунсиата всхлипнула. Эдуард сжал ей руку и притянул к себе, осторожно разглаживая тонкие пальцы. Его сердце мучительно ныло, но пока ему нечем было утешить Аннунсиату. Спустя долгое время она заговорила – ее голос был слабым и прерывался от слез.
– Так что же мне делать? – справившись с собой, она заговорила увереннее: – Именно с ним я должна была уехать завтра... Мы собирались вместе...
– Конечно, вам нельзя уезжать, – мягко перебил Эдуард. Она отчаянно взглянула на него, понимая, что Эдуард прав.
– Но что я скажу ему?
– Наверное, вам не стоит говорить ему правду. Скажите только, что вы хорошо подумали и решили отказаться от поездки. Он уважает вашу добродетель и простит вас, – Аннунсиата все еще терялась в сомнениях, когда в саду появилась Берч и осторожно позвала:
– Миледи!
– Я здесь, – с усилием откликнулась Аннунсиата. Берч подошла и протянула ей свернутый лист бумаги, на котором отчетливо виднелась красная печать. Как и задумал Эдуард, нанятый им мальчишка-посыльный появился вовремя.
– Это принес посыльный, миледи, – письмо от его высочества. Я подумала, что лучше сразу отдать его вам.
– Спасибо, – растерянно поблагодарила Аннунсиата. Она машинально взяла письмо и вздрогнула, как от резкой боли. Ей пришлось собраться с силами, чтобы открыть письмо. Эдуард поддел печать своим ножом. Аннунсиата читала письмо, и Эдуард видел, как ее глаза растерянно вновь и вновь пробегают по строкам – она не могла понять ни слова. Когда Аннунсиата вновь подняла, глаза, их темные глубины переполняла боль.
– Ему нездоровится, – произнесла она. – Он приносит извинения, что не может поехать, – и дрожащей
– Надо отвести ее в постель – она испытала сильное потрясение.
Берч подняла голову, и по ее глазам Эдуард понял, что она отлично понимает, что потрясение ее хозяйки не связано с болезнью принца. Однако горничная с непроницаемым видом помогла Аннунсиате пройти в дом и подняться в спальню. Эдуард удалился, пока Берч с помощью другой горничной раздевали Аннунсиату и укладывали ее в постель. Аннунсиата лежала, откинувшись на подушки; она выглядела потерянной и ошеломленной, и Эдуард еще раз заметил, как она похожа на принца – не только внешностью, но и выражением лица. Новость так же сильно подействовала на Руперта: они любили друг друга, и удар был для них равносилен смерти. Сердце Эдуарда разрывалось от горечи: именно он разлучил их и когда-нибудь должен вновь свести вместе, чтобы они убедились, что не навсегда потеряли друг друга – но только потом, не теперь. Эдуард поцеловал Аннунсиату в лоб и оставил ее на попечение горничных.
Все лето Эдуард провел в Лондоне, помогая Аннунсиате примириться со случившимся и забыть о том, что едва не стряслось. Принцу оказалось нетрудно избегать встреч с ней – потрясение и последовавшая за ним болезнь стали для Аннунсиаты предлогом, чтобы не появляться там, где она могла встретиться с принцем. Джордж и Эдуард убеждали ее вернуться к жизни, время от времени устраивали верховые и пешие прогулки, катались на лодке по Темзе, часто приводили к Аннунсиате детей. Эдуард мог бы доставить ей и более ощутимое утешение, если бы Аннунсиата хотела этого. У Эдуарда она черпала духовное мужество, но продолжала спать в одиночестве.
Четвертого октября принц Руперт выехал из Гринвича, чтобы присоединиться к флоту в Портсмуте и возглавить экспедицию к гвинейскому побережью. Принц выглядел постаревшим, усталым и больным. Из Портсмута пришла новость, что многим кораблям необходимо сменить оснастку, затем выход экспедиции был отложен из-за плохой погоды, а потом болезнь принца сделала невозможным его командование флотом. Герцог Йоркский отправил собственного врача, Шоке, к кузену, и врач прооперировал старую рану, от которой страдал принц. После операции Руперт некоторое время оставался в Портсмуте, а декабре вернулся в Лондон, чтобы отдохнуть в своем саутгемптонском доме.
Эдуард сообщал Аннунсиате все новости о болезни принца, и именно он убедил ее нанести визит принцу во время его краткого пребывания в Лондоне. Аннунсиата сильно похудела и утратила свою живость во время болезни; просто одетая и дрожащая от волнения, она отправилась с визитом. Все в Лондоне говорили, что принц умирает, и Аннунсиата не знала, сможет ли выдержать такой удар. Однако секретарь принца, Уилл Лег, встретив ее в зале, попросил не отчаиваться: с таким сложением, как у Его высочества, сказал он, можно выдержать и не такую серьезную болезнь, хотя Уилл не стал отрицать, что принц неважно себя чувствует.