Черта прикрытия

Бэнкс Иэн

— Ты собираешься прийти им на помощь? — спросила Ледедже.

— Упаси тебя, ни за что! — воскликнул Демейзен. — Для этого есть Служба борьбы с вредителями. Это их проблема. Они заварили всю эту кашу с отправкой миссии, они пускай ее и расхлебывают. — Он передернул плечами. — Хотя, говоря откровенно, мне бы ничего не стоило притвориться, что я лечу им на помощь, чтобы сделать свою завесу дезинформации еще более плотной перед носом нашего преследователя. Система Цунга прямо по курсу. Я просто не собирался туда заходить, хотя и мог бы. — Аватар пощелкал ногтями по консоли управления под экраном. — Досадно, досадно. — Он вздохнул. — Но самое любопытное, что это не первый сук, упавший кому-то на

голову в нашем лесу. Менее чем в миллионе кликов от точки встречи, что в обиходе зовется Семзаринской Метелкой, именно той, куда они пытались тебя затащить, зафиксирован абляционный шлейф. Это случилось девять дней назад.

Она покачала головой.

— Ты крутой подросток, — сказала она.

— Прости?

— Ты все еще уверен, что у девчонок сразу отмокает между ног, когда они слышат эту страшно заумную номенклатуру. Думаю, что ты сам от себя тоже просто млеешь.

— А? Ты не поняла, что такое абляционный шлейф?

— Угу. Что это за херня?

— Да брось ты, кончай придуриваться. Это просто сигнал бедствия, мольба о помощи, которую я случайно услыхал на днях. — Если бы Ледедже знала его хуже, то могла бы решить, что аватар уязвлен. — Итак, абляционный шлейф, — продолжил он со вздохом. — Это происходит, когда корабль пытается избежать столкновения с землей и не успевает этого сделать, говоря, конечно, в приблизительных аналогах терминам Решетки. Его полевые двигатели теряют контакт с Решеткой, но не взрываются и не глохнут, его не выбрасывает на берег навечно. Они просто распыляют часть себя, чтобы смягчить энергетический выброс. Замедляют корабль до безопасной скорости, хотя и дорогой ценой. После этого требуется немедленное восполнение истощенного энергозапаса. Хитрость в том, что результирующий шлейф энергии виден очень далеко, говоря опять-таки в терминах Решетки, так что его можно использовать как своеобразный сигнал бедствия. В чрезвычайной ситуации. В мирное время это не очень желательно, а на войне и вовсе может привести к роковому исходу. — Аватар умолк, словно бы задумавшись над этим странным вариантом развития событий.

— … Решетки? — озадаченно переспросила Ледедже.

— Кончай дуру из себя корчить! — взмолился Демейзен. Голос у него был не на шутку раздраженный. — Тебя, что ли, в школе вообще ничему не научили?

Кто-то называл ее по имени. Все плыло, казалось каким-то непрочным, в том числе и ее чувство самоидентификации. Она с трудом поняла, что выкликают именно ее имя. Затем оно прозвучало снова. Кто-то называл ее по имени.

А вот они — кто бы это ни был — говорят что-то еще. Сперва она была уверена, что ее называют по имени, но теперь усомнилась в этом.

У нее сложилось впечатление, что звуки его теперь означают не то, что раньше, а нечто иное, и в их новом значении она не могла быть уверена. Она могла знать. Даже должна была. Но она не была уверена, что это за звуки и для чего они нужны. Нет-нет, они явно значили не то, что она сперва подумала. Все плыло.

Йиме.

Но ведь это ее имя, не так ли?

Она не была уверена. Это слово должно было означать что-то очень важное, необычное, неординарное, и она знала, что оно действительно что-то значит. Оно было похоже на имя, вполне могло сойти за имя. Да, скорее всего, это и было имя. Но вот только чье? Вполне вероятно, что оно принадлежало ей.

Йиме?

Надо открыть глаза. Она захотела открыть глаза. Она не привыкла делать усилие, открывая глаза, осознавать его. Обыкновенно это происходило, стоило ей только захотеть.

Но если подумать хорошенько…

Йиме, ты меня слышишь?

… о том, что это может означать, то смысл может проясниться. Надо только постараться. Вот опять, прямо у нее над ухом, пока она думала, как бы лучше взяться за

выполнение трудной задачи — открыть глаза. Опять явилось это… чувство, ощущение, что кто-то или, может быть, что-то называет ее по имени.

— Йиме? — позвал тоненький пронзительный голосок. Он был какой-то дурацкий. Будто кто-то притворялся, говоря таким голосом. Нарочно это делал. А может, с ней говорит ребенок, надышавшийся гелиевой смеси?

— Йиме? Йиме, как ты? — спросил скрипучий голосок. Такой противный, что даже слышать его было мукой. Вместе с тем… он уходил, отдалялся, пропадал. Его заглушал рев большого водопада или, во всяком случае, того, что очень походило на водопад; это мог быть и рев ветра в кронах высоченных деревьев.

— Йиме, ты меня слышишь?

Голос, похоже, принадлежал механической кукле.

Она решила проверить это, открыла один глаз и действительно увидела куклу.

Я угадала, подумала она. Кукла стояла и смотрела на нее. Очень близко. Она стояла на полу. Из этого можно было сделать вывод, что она сама лежит на полу.

Кукла стояла, согнувшись под каким-то странным углом. В принципе, ей бы давно уже полагалось упасть. Наверное, у нее были специальные подпорки или магниты в ногах. Когда-то в детстве у нее была похожая игрушка, так та умела лазать по стенам. Она прищурилась и попробовала оценить размеры куклы. Похоже, что они совершенно обычные. Человеческий ребенок, только начавший ходить, мог бы взять ее на руки, как взрослый берет его самого. У куклы были желтовато-коричневая кожа, черные кудряшки, непропорционально большая голова, длинные пухлые конечности. Она была полнощекая. Из одежды на кукле имелись жилетик и брючки темного цвета.

— Йиме? Ты слышишь меня? Ты видишь меня?

Голос шел откуда-то изнутри куклы. Рот двигался, словно кукла сама произносила слова, но ей тяжело было судить, так ли это, потому что у нее что-то случилось со зрением. Наверное, в глаз что-то попало. Она попыталась дотянуться рукой до лица, чтобы вытереть то, что заливало ей глаза, или вытащить то, что там застряло. Кисть не слушалась. Да что там кисть — вся рука онемела и не двигалась. Она испытала другой вариант, другую комбинацию предплечье/локтевой сгиб/кисть/ладонь, но это не помогло. Ее мозг, казалось, посылал сигналы обеим рукам, обеим кистям, пытался принудить их к повиновению, но где-то на середине пути команды эти глушились. Она понятия не имела, что с ней. С другими частями тела вышла похожая заковыка. Чудеса, да и только. Она устала об этом думать, устала сражаться со своим телом. Ей захотелось зевнуть, но что-то сковывало движения челюсти и подбородка.

Она открыла второй глаз и увидела двух кукол. Они были одинаковы, обе наклонились к ней под одним и тем же углом.

— Йиме! Ты пришла в себя! Ты вернулась! Отлично!

— Ийуась? — переспросила она. Она хотела сказать Вернулась? но у нее не получилось правильно произнести это слово. Губы и зубы не работали так, как надо. Она попробовала глубоко вздохнуть, это тоже не получилось. Все ее тело будто защемило чем-то очень большим и крепким, как если бы она пыталась вырваться из чьей-то почти необоримой хватки и не могла. Она попала в ловушку.

— Не уходи, Йиме, — пропищала кукла. Она попыталась кивнуть в ответ, но… нет.

— Ага, — удалось ей выговорить.

До нее внезапно дошло, что на самом деле кукол не двое, а только одна. У нее просто двоилось в глазах. Кукла была слишком близко, а у нее в глазах плясали какие-то черные пятна. Все, на что бы она ни бросила взгляд, виделось под неправильными углами. Потолок, если его условно так называть, угрожающе нависал над кудрявой головкой куклы. В темном, тесном, заваленном всякой рухлядью помещении сияющая кожа куклы казалась единственным источником света.