Черта прикрытия
Шрифт:
— Она… — всхлипнул Вепперс, и голос его сорвался. Сульбазги подлетел к нему и осторожно отвел от переносицы тонкие изящные руки хозяина.
Вепперс уставился в пол, глаза его были бешено скошены. Потом он несколько раз судорожно вздохнул.
— Эта сука откусила мне мой блядский нос! — провыл он, оттолкнул доктора так, что старик зашатался, и сделал два шага к тому месту, где лежала девушка, все еще обездвиженная Джаскеном.
В руках Вепперса были ножи.
— Господин!.. — начал Джаскен, отнимая одну руку от ее горла и протестующе протягивая к своему повелителю. Вепперс дал ему пощечину, навалился на Ледедже, не дав ей даже привстать, и прижал ее руки к полу. Из обезображенного
Тю, успела подумать девушка, даже не весь нос, только кончик. Но и так сойдет. Попробуй-ка наулыбаться вволю на следующем дипломатическом приеме, генеральный директор Вепперс.
Он воткнул ей первый нож в горло и сделал косой разрез. Второе лезвие вонзилось в грудь и отскочило от ребра. Ее руки были зажаты, она пыталась высвободиться, булькая разрезанным горлом. Вкус крови усилился, перекрыв все остальные ощущения. Она пыталась вдохнуть и откашляться, но ни в том, ни в другом так и не преуспела.
Вепперс стукнул ее по рукам, посмотрел вниз и внимательно нацелил нож. Следующий тычок пришелся на добрый палец ниже предыдущего.
На краткий миг его лицо оказалось совсем близко.
— Ты, тупая пизда! — прошипел он. Несколько капель его крови попали ей на язык. — Мне этим вечером на люди выходить!
Он навалился всем телом на рукоять ножа. Лезвие прошло между ребер и пронзило сердце.
Она заглянула во тьму. Сердце содрогнулось и опало, насаженное на нож, затем снова заколотилось, словно пытаясь за него ухватиться. Еще одно отчаянный спазм напоследок, и на долгий миг оно вообще перестало сокращаться. Но тишину внутри, казалось, пробивала мелкая дрожь. Вепперс выдернул нож, и даже она прекратилась. Тяжесть несоизмеримо большая, чем вес сопевшего над ней мужчины, навалилась на девушку. Она так устала, что даже дышать не могла. Последний вздох вылетел из разъятой трахеи, точно прощальный поцелуй любовника.
Все разом померкло, затихло и отдалилось, но сквозь эту пелену она по-прежнему слышала крики и видела, как Вепперс тяжело поднимается на ноги, выпрямляясь над ее телом во весь рост. Он не забыл и о победной пощечине, просто так, на память. Еще двое человек подскочили к ней с другой стороны, принялись ощупывать, трогать, приводить в чувство, искать пульс, останавливать кровотечение.
Слишком поздно… подумала она. Бесполезно… Все зря…
Тьма неторопливо, но неотвратимо надвигалась со всех сторон поля зрения. Она вгляделась в нее. Даже моргнуть не было сил.
Она ожидала какой-то выдающейся мысли, внезапного прозрения, но ничего подобного не последовало.
Высоко над ней слабо покачивались на исполинском карусельном колесе декорации и постройки, постепенно исчезая из виду. Прямо напротив подвешенного на карусели городка островерхих крыш оказалась изодранная в клочья картина на сценическом заднике. Горный пейзаж с заснеженными вершинами и утесами романтически изломанных очертаний под ярко-синим небом, по которому кое-где проплывали белые облачка. Впечатление несколько смазывалось, так как задник сильно пострадал: ткань испещряли дырки, усеивали разрезы и уродовали зияющие прорехи, а нижняя рама была сломана.
Значит, вот к чему она все это время прижималась так крепко.
Горы и небеса.
Перспектива — чудесная штука, перекатывалась мысль в ее меркнущем сознании: лениво, медленно, как бывает при тяжком похмелье.
Потом ей надоело думать, и она умерла.
ДВА
Рядовой Ватуэйль, прежде числившийся в Первом Кавалерийском Отряде Их Высочеств, а впоследствии разжалованный в Третью Экспедицию Саперов, отер струившийся
Еще одна судорога намертво закоротила его руки, кисти и плечи, заставила стиснуть зубы и покачаться туда-сюда, точно колокольный язычок. Он с трудом сдерживал крик боли, но когда открыл рот, то вместо того, чтобы завопить, просто вдохнул еще одну порцию влажного, теплого и затхлого воздуха, пропитанного запахами его собственных кожных выделений и вонью тел остальных саперов, работавших в поте лица по соседству.
Он снова воткнул лопату в грязевой комок и попытался определить, где именно погребен под землей и нечистотами кусок скалы; подергал лопатой, пробуя нашарить краешек скального препятствия и сковырнуть его с места. Но с обеих сторон лопата нашарила лишь что-то очень твердое, и удары снова эхом отдались в его руках и спине. Он выдохнул сквозь зубы, опер лопату о правое бедро и пошарил за спиной в поисках киркомотыги. Он продвинулся слишком далеко с тех пор, как в последний раз пользовался ею, и теперь ему нужно было, понукая мышцы спины, повернуться, чтобы отыскать ее.
Он проделал это со всевозможной осторожностью, стараясь не попадаться на пути человека, работавшего справа от него, — тот уже ковырялся в отвалах, разыскивая свою киркомотыгу и без устали сдавленно чертыхаясь. С другой стороны оказался новобранец, чье имя он уже позабыл. Салага продолжал вяло тыкать грязевую стену своей лопатой, хотя усилия его не давали никакого видимого результата. Новобранец выглядел силачом и, казалось, мог работать без передышки, но на лице его отражалась усталость. Как только они доберутся до цели, его наверняка снимут с работ. Правда, он и сюда-то попал, надо полагать, за недостаточное прилежание.
За спиной Ватуэйля туннель уходил во мглу, подсвеченную сполохами керосиновых ламп. Насколько он мог разглядеть, полуголые люди стояли на коленях или, отдыхая, бродили туда-сюда, согнувшись почти до поясницы, менялись местами в пространстве и без того ограниченном, да еще заваленном лопатами, кирками, совками и врубовыми барами. Сквозь кашель и сопение, прерываемые редкими горькими репликами, пробивался неровный гул пустой вагонетки, ползущей к ним по туннелю. Он видел, как в конце освоенного туннеля она с тяжелым постукиванием остановилась.
— Ну что, опять корчишь из себя неженку, Ватуэйль? — осведомился молодой капитан, подобравшись к нему на полусогнутых. Молодой капитан был единственным из всех находившихся сейчас в туннеле, кто не снял верхней одежды. Он презрительно усмехался и, судя по всему, хотел бы вложить в эти слова как можно больше сарказма. К сожалению, он был так юн, что Ватуэйль просто не мог воспринимать его всерьез и думал о нем как о ребенке. Под «корчить из себя неженку» молодой капитан подразумевал происшествие, имевшее место около часа назад, когда они только приступили к работе. Ватуэйлю почти сразу стало плохо, он упал, и его вырвало. Это повлекло за собой крайне неприятную необходимость посылать наверх в вагонетке внеочередный груз отходов.