Чертобой. Свой среди чужих
Шрифт:
Улыбка.
«Не только светом. Но зачем знать? Чем питаются комары, когда в лесу нет грибников и охотников?»
— Шутишь? А потом возьмешь и отгрызешь мне голову.
Обида. Непонимание. Предельная серьезность.
«Зачем? Как? Я — это почти ты. Себя нельзя съесть».
— А других? Маму, папу, братиков, сестренку?
«Семья. Прайд. Только охранять».
— А чужие?
«Покажешь. Можно не есть, можно просто убить».
— Кровожадный.
«Нет, не жадный. Придешь после ночи? Завтра?»
— Сегодня уже уходишь?
«Я — нет. Ты уходишь».
— Ну
«Озеро? Мы не любим воду — наш океан нас убивает. Хищники».
— И никогда не купаетесь?
«Только если приказ».
— А просьба?
«Твоя? Она выше приказа».
— Потому что я командир?
«И это. И другое. Командир не может быть своим, ты — да. Командир — свой. Это много больше».
— Тогда подождешь?
«Уже жду».
— Мам, дай рацию, я на озеро!
Ольга только головой покачала, глядя на стремительно влетевшую в дом дочь. Про таких раньше говорили — «чертенок в юбке». Но Лена надевает платья только по большим праздникам, объясняя, что потертые джинсы гораздо лучше смотрятся с бронежилетом и сапогами. Ей бы в куклы играть, образно говоря, но любимая игрушка — карабин. Висит на плече, даже когда выходит в огород за пучком укропа. Папина дочка. Но добрее, учитывая возраст.
— Скоро обед будет готов.
— Перловка? Не хочу. Мам, я мальчишек с собой возьму?
— С ума сошла? А если зверье набежит?
— Они защитят! Мужчины же… будущие.
Да уж, мужчины. Но неожиданно Ольга поняла, что это действительно так. Мальчишки выросли — пришли другие времена, и порог взросления значительно понизился. Не отпускать в самостоятельную жизнь сейчас, подрезать крылья орлятам и держать возле себя? А потом? Выживут сильнейшие, и дай бог, чтобы это были ее пацаны. Четыре мушкетера, четыре буйных ветра… Сашка, Витька, Сережка и Мишка.
— Пойдем.
Лена послушно пошла за матерью в полуподвальный этаж, где за печкой стоял тяжеленный, окованный стальными полосами заветный сундук. Отец строго-настрого запрещал даже прикасаться к нему, но сегодня… сегодня щелкнул замок и откинулась крышка.
— Выбирай!
Глаза разбегаются от невиданного богатства. Вот она, мечта каждой современной девушки!
— Может быть, позвать их? Пусть сами себе по вкусу выберут.
— И будут тебя сопровождать четыре гранатометчика… Нет уж, давай на свое усмотрение.
А как? Разве что… ну да, Мишке, как самому маленькому, хорошо подойдут два охотничьих пистолета шестнадцатого калибра. Будет вылитый пират Карибского моря с красной банданой на голове. Но когда прилетит стволом в лоб от отдачи, сразу сменит ее на шапку. Остальным одинаковые помповушки, иначе передерутся, выясняя, чья пушка круче. Отец с Андреем такие не любят, называя «томагавками», но именно коротышки подойдут этим недомеркам. Можно будет стрелять с ремня, не боясь, что после выстрела оружие вылетит из детских рук. Хотя… какие детские? Орлята вполне оперились, стали
Поглядеть на грозный отряд на улицу высыпало почти все свободное население Дуброво. Зачем? Ну что им не сиделось по домам? Нет же, повыскакивали, добавив к запаху беды целый букет мыслей и эмоций. Лена опять едва устояла на внезапно ослабевших ногах. Любопытство, одобрение, чуточку умиления и тревоги… Злорадство? Откуда?
Ее мальчишки пахнут лавром — благородным деревом победителей. Еще гордостью, обещанием, надеждой встретить врага, непременно коварного, и тут же ему показать… Что показать, они не знают сами, но лица суровы, брови сурово сведены к переносице, а губы сжаты. Но они иногда подводят — то и дело расплываются в улыбках. И глаза… глаза косят по сторонам — все ли видят, какие они взрослые, сильные, вооруженные? Все ли оценили? Особенно Никитка Малов, у которого родители педерасты… то есть пацифисты.
Из сторожки у ворот показался Сотский. Провожать и встречать рыбаков — его обязанность, взятая на себя добровольно. Оглядел воинство, бросил взгляд на садовую тележку, в которую нагружены две резиновые лодки, хмыкнул в усы:
— Ну, теперь вся рыба наша! Рацию не забыли?
— Взяли, дядь Валер! — Старший, Сашка, с гордостью предъявил включенный на прием агрегат.
— Отлично, и не выключать!
— Чай, не маленькие…
— Конешна-а-а… Лена, зайди-ка на минуточку.
В сторожке Сотский тяжело опустился на заскрипевшую лавку и выставил вперед деревянный протез.
— Осторожнее там. Что-то мне тревожно в последнее время.
— Так ведь зверье у деревни три дня вообще не показывалось. И на озеро вчера спокойно прошли.
— Я не про это. Знаешь… после отъезда твоего отца и брата у нас происходит что-то странное. Что — не пойму. Такое ощущение, что кот из дома — мыши в пляс. И две рации пропали.
— Куда?
— Вот и я хотел бы это знать.
— Люди?
— Больше некому. Не твареныши же по ним между собой разговаривают.
Лена вспомнила про Ваську. Ну да, рация ему точно ни к чему. Но кто же тогда? Остаться бы и походить по деревне, послушать запах мыслей… Как пахнет предательство? Но некогда, это все на потом, вечером.
— Ну, я пошла? Мы на связи, дядя Валер.
— Добро. Будешь «Русалкой»?
— Позывной?
— Ну!
Девушка тряхнула толстой тяжелой косой с заплетенной в нее длинной жемчужной нитью:
— Буду!
Когда ворота и стена деревни скрылись за пригорком, Лена остановила братьев. С видом заговорщика оглянулась по сторонам, понизила голос до таинственного шепота и спросила:
— Ребята, вы тайны хранить умеете?
Ну какой же мальчишка в здравом уме ответит на такой вопрос отрицательно? Не только сохранит любой секрет, но и приумножит его, и… и даже сам не знает, что сделает, но готов землю есть в подтверждение.