Чертобой. Свой среди чужих
Шрифт:
— Заберем патроны — и дальше. Мысль одну проверю. — Я отключился и прикрикнул на подошедших поближе рыбаков: — Чего уши греете? А ну марш за сетками!
— Но, пап… — протянула дочь, видимо, ожидавшая похвалы за невиданный героизм в «великой битве».
— А ты иди головы режь! — жестко пресекаю любые попытки пререкаться.
Она с самым хмурым выражением лица повесила карабин на плечо стволом вниз и отвернулась.
— Лена…
— Да? — остановилась и вскинула голову.
И тихо, чтобы никто не слышал, шепчу:
— Я тебя люблю, дочь.
Где-то далеко послышался шум мотора — видимо, ребята решили рискнуть и двинулись напрямую через овраги. В принципе это уже не овраги — широченные ложбины между холмами, и там вполне можно проехать, если не слишком увлекаться скоростью. В былые времена сам любил зимами погонять там на снегоходе за зайцами. Я на снегоходе, а зайцы от меня бегом. Но это когда-то, а сейчас звук приближающейся машины был дик и непривычен. Дело в том, что движущийся автомобиль привлекает тваренышей. И это, пожалуй, единственное, что заставляет их собраться вместе. Тот случай в первую зимовку — исключение, подтверждающее правило.
Мы у себя из всей техники рискуем использовать только мотоблоки, и то единственно для вспашки огородов. Один пашет — четверо по периметру с ружьями. Потом меняются, и так всю посевную. И бензин безумно дорогой — все окрестные заправки за три года выцежены досуха. Только иногда удается разжиться, когда Шумиловская дивизия отправляет караван в Кстово, на нефтеперегонный завод. Не знаю, как туда, но обратно бензовозы в сопровождении бронетранспортера летят на огромной скорости, а увязавшуюся стаю на подступах к КПП отсекают огнеметчики. Пару раз из десятка вышедших машин возвращалась только половина.
Шум все ближе. Если еще и эти притащат за собой хвост…
— Ребята, к берегу не подходить, и держитесь ближе к средине.
Сам киваю Андрею и шагаю в воду. Звери ее не любят. Во всяком случае, до сегодняшнего дня не любили. И здесь мелко — в десяти метрах не выше пояса. Не допрыгнут. Лучше оказаться мокрым и смешным, чем сухим, но дохлым.
— Чертобой, ответь буханководу! — Ага, ладно, хоть сообразили.
— Старший слушает.
— Михалыч, мы на подходе.
— Да слышу, слышу… Гостей мне на жопе не тащите?
Кто-то в лодке заржал, но тут же поперхнулся, получив по ребрам маленьким Ленкиным кулаком.
— Смотрим, Михалыч. Все чисто.
Чистюли, бля. Ну, ничего, бывает и из духовных на всю башку вегетарианцев нормальные люди получаются. Но кто бы знал, сколько нервов и крови мне это стоит!
Машина остановилась метров за пятьдесят. Да, за ними действительно никто не увязался. И это наводит на некоторые размышления — обычно такое событие, как выезд автомобиля, твареныши никогда не пропускают. Не могут же они все лежать здесь на берегу?
— Николай Михайлович, — прибывший старшим тревожной группы Пашка Острогин держится настороженно и чуть смущенно, видимо до сих пор не может забыть курс молодого бойца, пройденный под моим командованием, — Валерий Дмитриевич просил передать.
На траву опускается увесистая сумка.
— Сколько?
— Две
Так… еще наш неприкосновенный запас посчитать, и осталось еще… В крайнем случае, если покажется мало, у дяди Вани перехвачу. В конце-то концов, мы не собираемся вести в Ворсме полноценные боевые действия. Всего нужно — пошарить в стоящей как раз на окраине больнице на предмет лекарств и пройти чуть дальше за речку. Там когда-то были две аптеки и магазин «Удачный». Хм… название по нынешним временам звучит чуть ли не насмешкой. Но это — основная цель рейда.
Да, никакой романтики, одни меркантильные интересы — идем за обычными семенами. Теми самыми, что продавались в прямоугольных красочных пакетиках. Правда, большинство из них были гибридами с маркировкой F1, через что и страдаем. Дело в том, что потомство этих мутантов не имеет родительских свойств. А еще через год можно вообще остаться без урожая. Вот и стараемся отыскать в обломках старой жизни стратегические запасы.
А рыцари без страха и упрека, объявившие тваренышей средоточием мирового зла, как-то быстро заканчиваются. Не нужно делать из войны культа — посвятив себя борьбе с тем самым злом, ты просто рискуешь потерять немногое оставшееся добро. Нет, с большой буквы — Добро.
Философствую, мать… Сорок шесть лет — не старость, но последние три года можно считать один к десяти. Имею право поворчать.
Рыбаки уже закончили проверку сетей и упаковали сдутые лодки в «уазик». Рядом лежит мешок с сегодняшним уловом. Килограммов сорок — для восьмидесяти с лишним человек не бог весть что, но все-таки… Мелочь засолим на зиму — тузлук с прошлых посолов хоть и вонюч неимоверно, да какой уж есть, запасы соли не безграничны. Хорошо еще, что удалось поживиться на складе магазина в Солонском, обезлюдевшей деревне это все равно не пригодится.
— Папа…
Поворачиваю голову и встречаюсь взглядом с дочерью:
— Да?
— Ты не забыл?
— Помню, душа моя.
В глазах у Лены зажглись огоньки — так я называл ее в раннем-раннем детстве, когда перед сном желал спокойной ночи. Завтра день рождения, тринадцать лет. «Сайга» была подарком в прошлом году, сегодня ждет чего-то большего. Не буду разочаровывать ребенка:
— Если не успеем вернуться, загляни в кузницу. За горном на полке сверток.
— Та самая сабля? — Дочь радостно взвизгнула и захлопала в ладоши.
— Шашка.
Андрей отвернулся, пряча улыбку. Наверное, с его легкой руки среди детей в поселении поползли удивительные слухи о волшебном клинке, который безлунными ночами куют два Чертобоя. Пусть их… Не будешь же объяснять малышне, что времени катастрофически не хватает даже на самое необходимое, и если заниматься игрушками, то только за счет сна. Пусть верят в сказку.
А волшебный клинок… не им говорить, что без тяжелых и упорных тренировок волшебство просто не работает. Халява кончилась, когда началось Нашествие. Пусть хоть детство останется.