Чертобой. Свой среди чужих
Шрифт:
Восемь ступенек, потом площадка. Еще восемь ступенек. Дальше помещение без окон, но прямо в потолок бьет луч стоящего на столе торчком фонарика. После мягкого полумрака подвала видно только его, остальное сливается в одно темное пятно с яркой точкой по центру. Если в комнате кто-то есть, то сейчас прилетит очередь. От холодной жути секундного ожидания по спине пробежал тонкий ручеек, а седалищный нерв плаксиво завопил, что он, мол, предупреждал!
Выстрелов нет. Вместо них — стон. Идет откуда-то справа и заставляет сильно сжать зубы. Знакомо… так стонут люди,
А теперь слева… и прямо… вокруг почти физически ощущаемая боль. Привыкли к свету — вижу койки, обычные двухъярусные солдатские койки. На слежавшихся, в бурых и желтых пятнах, матрасах — люди. Нас не видят, большинство без сознания, а те, что лежат с открытыми глазами, смотрят в потолок. Тюрьма? Нет, чистилище.
— Больница? — ахнул Андрей.
— Добро пожаловать в ад, сын. И мы здесь — главные демоны.
— Почему?
— Почему? — я повторил вопрос и показал на ближайшего, с грязными бинтами на культях ног, человека. — Помню его в прицеле. Там, у дебаркадера.
— Но…
— Да, выбора не было. Да, или мы, или они. Такая война, такая жизнь. Это не компьютерная стрелялка.
— Я знаю. — У Андрея непроизвольно дернулась щека. — Ты пытаешься задвинуть речь о том, что не следует испытывать эйфорию от убийства людей? Так ее нет.
— Ну хоть что-то понял.
— У меня хороший учитель.
Далекий стук входной двери заставил вздрогнуть и прижаться к стенам. Кто-то шел по коридору, насвистывая песенку из мультфильма про Чебурашку. Неужели тот самый волшебник из голубого вертолета собственной персоной? Сейчас разберемся — голубой вагон не обещаю, воспитание не позволяет, но все равно мало не покажется.
— Поприветствуем гостя.
Андрей кивнул и встал справа от входа. Появившийся на пороге человек в белом халате остановился и окинул комнату довольным взглядом:
— Орелики, ваша мамочка прилетела! — Поднял перед собой небольшой пластмассовый чемоданчик. — Кто тут не боится укольчиков? Слышит кто-нибудь или нет?
— Я услышал. Что, легче стало? — Приклад влетел самозваному доктору в печень. Андрей успел поймать согнувшегося пополам гостя и бережно усадил на пол. — Дяденька, тебе плохо?
Человек в белом халате потрясенно молчал и пытался ухватить воздух широко открытым ртом. Не получалось, в него попадали только обильно текущие по щекам слезы. Пришлось помочь — несколько сильных шлепков по щекам хоть и не восстановили полностью дыхание, зато вернули разбегающиеся в разные стороны глаза в изначальное положение. Странно, а у этого нет бороды. Совсем нет, выбрит до синевы, заметной в плохом освещении, и благоухает одеколоном. «Олд спайс» или «Фаренгейт»? Хотя чего гадать, сейчас сам и расскажет, нужно только спросить правильно, максимально вежливо, но предварительно хорошо зафиксировать. Можете не верить, но доброе слово творит
Этого и фиксировать не нужно — застыл в испуге. Узнал нас? Неужели мы становимся настолько популярными личностями среди местного населения, что взрослые дяденьки писаются при одном взгляде? Великие и Ужасные Чертобой! Звучит! Но тут, правда, скорее всего последствия удара в живот.
Опускаюсь на корточки и пытаюсь заглянуть ему в глаза:
— Здравствуйте, доктор!
— А-а-а…
— Нет, дорогой мой, так не пойдет, вы не на приеме у логопеда.
— Что вы от меня хотите?
— Я? Помилуй боже, зачем мне чего-то от вас хотеть? Не примите за хвастовство, но у нас и так все есть. Ну, почти все, кроме счастья, денег и совести. А вот у этого парня, кстати, еще нет башни и тормозов. Не желаете убедиться лично?
— В каком смысле? — Надо же, очухался и пытается искать в словах второй смысл. Там и первого-то никогда не было.
— Да ни в каком. Мы просто сейчас немного поиграем в злого и доброго полицейских, повтыкаем иголочки под ноготочки, по пальчикам молоточком постукаем, а потом, когда вы расскажете что-нибудь хорошее, перережем глотку. Или предпочитаете сесть на кол?
— Вы… вы…
— Да, мы. И что?
— Вы не посмеете, я американский гражданин.
— Ох, батюшки, напасть-то какая! А она сейчас есть, та Америка? Да успокойтесь, доктор, ну что может быть прекраснее ранней смерти?
— Убьете?
— Как сказать… нас всех что-то убивает, не так ли? Кого-то водка и наркотики, кого-то дикие звери, кого-то болезни. Старость, заметьте, собирает самую обильную жатву. Помните, что советовал мессир Воланд буфетчику Сокову? Ах да, американские граждане не читают Булгакова. Впрочем, неважно. Советовал уйти из жизни в окружении друзей и хмельных красавиц, с чашей вина в руке. Не буду цитировать дословно, ибо сам не помню, но общую мысль вы уловили?
Судя по выражению лица, ни хрена он не улавливает. Но мне этого и не требуется:
— Пой, соловушка!
— Что, простите?
Андрей, копавшийся в трофейном чемоданчике, достал оттуда шприц с какой-то желтоватой жидкостью и с любопытством повертел в руках. Потом, ни слова не говоря, воткнул его доктору в бедро.
— Что вы делаете?
— Прививка, чо! Тут еще красненькие есть, не хотите попробовать?
Пленный побледнел:
— Не нужно, это экспериментальные образцы.
— Вот как, боишься сдохнуть? А вот эти люди — подопытные кролики?
— Они все равно не выживут.
— А лечить пробовали?
— Чем? Еще никому не удавалось остановить гангрену компрессами из подорожника! — Врач неожиданно всхлипнул и продолжил на грани истерики: — У меня нет ничего, понимаете? Вообще ничего! Как оперировать без анестезии? Из всех лекарств — три литра дрянного самогона в месяц.
— Сколько?
— Три, больше не дают. Но и он идет не на обезболивание, на настойки. Экспериментирую… да, на людях, и что? Они обречены изначально, а так есть надежда — вдруг чего-нибудь получится.