Чертоги Казад-Дума

Каэрия

— Не робейте, — шепотом обратился Талрис к своим компаньонам. Больг, заслышав певучий голос чародея, задрожал. — Сейчас мы дома. Никто вас не тронет, ручаюсь.

Стоящий по правую руку от Больга оборотень возмущенно заворчал, но по велению мага таки ступил вперед. Талрис же, удовлетворенно кивнув, развернулся на каблуках и неспешным шагом зашагал вдоль по широкому коридору. Авари, робея, глянул в спину Беорну. Помявшись на месте, неловко зашагал следом.

Новое тело преподносило Больгу множество приятных сюрпризов. Всю прежнюю жизнь мыслящий ограниченными рамками орочьей души, теперь он с удовольствием погружался в совершенно безвестные ранее ощущения. Так, непривыкший чувствовать красоту, вновь рожденный Кинн-Лаи без преувеличения ошеломленно оглядывал хорошо знакомые стены Казад-Дума. Внимательный взгляд цеплялся за каждую мелочь в монументальной архитектуре гномов: дети Аулэ, существа трудолюбивые и кропотливые, тяготели к минимализму. Прямые линии сплетались в единый узор, подчиняясь строгой математической дотошности маленьких художников. Многоярусные абаки высоченных колонн, когда-то отшлифованные гениальными умельцами, искрили хитроумным орнаментом. Пол, гладкий и блестящий, как стекло, отражал в себе волшебное сияние высокого потолка.

«Здесь ничего не изменилось, — подумал Больг, рассматривая узоры камня у себя под ногами. — Все осталось так,

как было. Чародеи Белерианда принесли с собой только магию и свет. Древнее искусство гномов было перед моими глазами и прежде. Однако отчего же мне не приходило в голову насладиться фееричной красотой Казад-Дума? Почему раньше глаза мои были застланы пеленой? Ведь прелестное наследие подгорных жителей не может не завораживать. Застывшие в каменной плоти акварели ушедших лет, почему раньше вы не волновали моего сердца?»

Больг не нуждался в ответе. Сжав руки в кулаки, он чуть приподнял подбородок, загоняя в себя крик безумца посреди пустыни настоящего. Благодаря чужой воле возобладавший зрением, умом и памятью предков, некогда бывший сыном кровожадного племени, он теперь с болью, ужасом и презрением припоминал деньки былой славы. Кошмары прошлого будоражили ослабший рассудок, но остроухий держался за свет в своем сознании крепко. Давший себе клятву найти Ниар и отблагодарить ее, Больг не желал забывать о содеянных грехах. Восставшие из тлена голоса в голове твердили, что не бывает ничего исключительно хорошего или исключительно плохого. Жизнь – борьба интересов и убеждений, в которой нет правых и неправых. Зато есть обманутые. И есть те, кто их обманул.

Моргнув, Больг вслушался в ровное эхо шагов, расходящееся по просторному залу туманным шепотом. Посмотрев искоса на Талриса, перевел взгляд вперед. От зрелища, представшего его неискушенному взору, перехватило дыхание: там, где колонны зала перерастали в ордерную аркаду и широкий проход превращался в исполинских размеров аллею, ширилась необозримая толпа орков. Выстроенные в идеальные шеренги, молчаливые и как никогда серьезные, они глядели в сторону новоприбывших гостей. Жадные, жестокие глазки чернокровых блестели от страха и презрения. Перекошенные лица бывших собратьев напугали Больга. С ужасом созерцающий безбрежный океан морийской армии, воин Кинн-Лаи убеждал себя не трусить. Глядя в кривое зеркало, созерцая свой прошлый образ жизни, Больг все больше погружался в меланхолию и все сильнее желал возродить в чернокровых собратьях зов эльфийской крови. Его народ, переживший множество страданий и мучений, заслуживал даже большей награды.

Безумно уставший, но не потерявший способности трезво воспринимать окружающее, Больг принялся чеканить шаг. Заметив, что уруки неосознанно отступают назад при взгляде на Талриса, улыбнулся. Вот она, многотысячная армия клыкастых чудовищ, коей так гордился Хозяин Лунатурко! Вроде бы выглядит устрашающе: десятки сотен вооруженных тяжелой сталью чернокровых вояк, одетых в броню, готовых убивать и глумиться. Бравые, смелые, они даже взгляда не могли поднять к одному из Миас без дрожи в коленках. Захлебываясь омерзением, Больг поморщился. Не желая больше лицезреть парад темных сил, всем сердцем возжаждал побыстрее оказаться вдали от злобных взглядов. Стоявшая в переполненном зале тишина угнетала – напитанная чужими страхами и ненавистью, она непробиваемым куполом накрыла морийское царство.

Двести ярдов вперед. И еще двести ярдов по прямой – зоркий взор Больга различил вдали одиноко стоящую фигуру молодой девушки. Ряженая в ослепительно-белые шелка, она горделиво обозревала свои владения. Ее волос, спадающий на плечи серебряным водопадом, лоснился в страстном свете факелов. Едва заметная улыбка растягивала губы красавицы. «Анаэль, — догадался вновь рожденный. Оглядывая новую хозяйку Казад-Дума, заметил, что неосознанно выискивает общие черты лица у белокурой эльфийки и Талриса. — Осанка. Вот что отличает их от нас всех. Никто в этом мире не может обладать подобной осанкой. Миас не ходят по земле. Они шествуют по Эннорату, созерцая свои владения, присматривая за просторами смертного мира. Не удивительно, что орки расходятся перед ними». На Больга отчего-то накатило счастье. Не испытывавший ранее ничего подобного, он, под гнетом эмоций, сам вытянулся в струнку. Подняв голову, глубоко вдохнул терпкий, прогорклый воздух Мории – вбиравший в себя каждую секунду происходящего, ловящий каждый момент странного торжества, Авари старался увековечить в памяти окружающее. С неподдельной, практически монументальной гордостью Больг ступал за Талрисом, сыном Мелькора, наследником затонувшего Белерианда. Путь к Казад-Думу оказался долгим и сложным. Но последние шаги давались вновь рожденному легко. Судьба даровала сыну Азога возможность присутствовать при возрождении цивилизации, исчезнувшей столетия назад. Разве мог он ее упустить?

Разве мог он ее упустить? Удачу, что впервые за долгое время одарила Смога улыбкой? Нет, ни в коем случае не мог. Дракон зарычал, расправляя крылья. Потоки холодного воздуха щекотали тело змея. Лед под исполинскими лапами застонал, покрываясь мелкой сетью трещинок. Могучий пламенный дух, летучей тенью он проник на далекий Север. Там, где почти никогда не рассветало солнце, и лишь алмазная россыпь неба освещала бескрайние белые просторы, он стоял пред своими собратьями, держа слово за тех, кто мог примерить титул Владык Эндора. — Ты желаешь, чтобы мы полетели с тобой, Смог Великолепный, — старший из последних урулоки взглянул на собрата с горечью и пренебрежением. Гигантский черный Король Севера, покинувший Белерианд задолго до падения Дор-Даэделота, он не понимал яростной преданности Смога старым наветам. — Ты говоришь, что дети Владыки вернулись в Средиземье. Что же нам до их дел? Старые хозяева забыли о нашем существовании. Их не волновали наши судьбы. Мы выжили только потому, что поступились приказами Миас, осквернив их слово мятежным решением. Зачем же теперь нам защищать ангбандских героев? Зачем, спустя столько лет тишины и покоя, вновь проливать кровь? Ожидая такой реакции, Смог выдержал паузу. Оглядывая найденных собратьев, опустил голову, всматриваясь в глаза тем смельчакам, что рискнули покинуть свои холодные убежища и явиться на встречу. Были среди тех немногих храбрецов и старые, и молодые. Были прославленные, а были и безвестные. Большие, маленькие, крохотные – многие драконы примчались на далекий зов чудака, что много лет назад покинул снежную обитель и отправился навстречу приключениям. Они смотрели на него и видели перед собой странника, повидавшего мир, ставший для отшельников сказкой в устах бури. — Да, я хочу, чтобы Вы полетели со мной, — громогласно заявил Смог, чувствуя, как огонь в сердце начинает разгораться сильнее. Смертоносное пламя обогревало змея, разгоняя кровь по жилам. Как никогда остро ощущавший желание жить и бороться, он оскалил клыки. — Хочу, чтобы вспомнили, какого это, быть одним из нас. Одним из тех, кто готов биться за собственную правду, честь, достоинство. Представьте на минутку, что за снежными равнинами лежит мир, который

вы успели забыть. Вечная вьюга остудила ваш дух, лишив последних воспоминаний о свободе. Неужели вам не хочется расправить крылья и отправиться к тем, что подарили нам жизнь? К тем, что боролись за наше право властвовать в небесах Эннората? Смог поморщился. Моргнув, направил свой взор за спины старых друзей. Там, под балдахином вековечной зимы, ждали своего часа покинутые укрепления Дор-Даэделота. Огромные замки на востоке великого государства, отстроенные в безмолвии севера из чистого льда. Взор дракона стал жестче. Хорошо знакомый холод выпустил на свободу заключенные в склепах сознания призраки прошлого. Много времени утекло с тех пор, как еще молодому дракону приходилось облетать далекие уголки угодий Темного Владыки. Тогда Север, темный и непознанный, всеми считался необитаемым. Не сказать, что этот толк был совсем уж безосновательным: просторы, выбранные Мелькором для обитания, отличались от остального Средиземья строптивым нравом. Ближе к горам, там, где, по мнению коренных жителей Дор-Даэделота, жили уже южане, погода оставалась достаточно спокойной и тихой. Остальные земли походили на ледяные долины, сплошь покрытые снежным пухом. Беспощадные ветра севера сбивали с ног тех, кто отчаялся идти проклятым путем навстречу смерти. Безбрежные дали никого не щадили: слабые погибали в объятиях царствовавшей на Севере зимы. Но в диком крае тьмы, объятом безумной стихией, таилась своя особенная прелесть. Смог, много повидавший за свою жизнь, с нарастающей болью вспоминал те пейзажи, что в юности лицезрел лично. Те гигантские горы, растущие прямо изо льда. Их голубую, чистую красоту – острые вершины покрывали снежные шапки, в неясном ночном свете искрящиеся ярче всех алмазов мира. Ровные блики на склонах безликих гигантов, мерцающие остротой и холодом. Монументальные, несокрушимые колонны изо льда, возносящиеся прямо к небесам. Хоровод отражений, пляшущих в ровных, как зеркала, северных озерах. Высоченные цитадели, замки и укрепления, остропикие, сплошь покрытые кристаллами инея. Горизонт, сливающийся с радужными огнями Севера. Ровные ряды сосулек, свисающих с насквозь промерзших деревьев. Лиги и лиги лесов, скованных холодом на веки вечные. И огонь, который несли с собой мятежники Амана. Яркий красный свет чародеев Миас, обращающий мертвые просторы в кипящие жизнью равнины, сокрытые от глаз врагов. — Вы, жалкие пережитки прошлого, попрятались вдали от бури, сметающей на своем пути все нами любимое, — гортанно проговорил Смог. Лапами впиваясь в снег, поймал взор старшего дракона. Черный змей с изорванными в сражениях крыльями молчал. — Мир забыл о вашем существовании. Те существа, что ныне правят Средиземьем, полагают вас умершими. Навеки сгинувшими со светлого лика Эндора. Посмотрите на себя. Вы ведь живы! И прячетесь! Прячетесь во льдах, которые некогда служили домом всем нам. Обитаете на руинах той великой державы, что мы вместе отстроили на пустом, бесплодном месте! Думаете, вы всегда сможете здесь жить в покое и мире? Нет, братья, нет. Придет тот день, когда неверные осмелятся преодолеть свои страхи и ступят на просторы Севера. И тогда никто не придет вам на помощь. Оглянитесь – здесь пусто. Только призраки шепчут в заваленных снегом крепостях. Разве за это мы боролись? За это погибали наши друзья, любимые, родные? Зачем нам жить так? Ведь есть еще те, кто может возродить былую славу Дор-Даэделота. Смог замолчал, задыхаясь от возмущения. Сам не ожидавший от себя такой пылкости, он все вспоминал те дни, когда его чешую еще не покрывало гномье золото. Дни величия и гордости, дни грандиозных побед и громогласных поражений. — Я вернулся сюда не для того, чтобы убеждать вас в чем-то, — пробасил дракон, выпуская изо рта густые клубы дыма и искр. — И ушел я отсюда не для того, чтобы охотиться за чужим богатством. Так много веков минуло со времен нашей былой славы, что мы успели забыть, кем являемся и для чего были созданы. Впервые с момента падения Белерианда у нас появился действительный шанс показать вселенной, что духи Дор-Даэделота еще способны бороться. Вот что я скажу вам, братья и сестры: я лучше погибну в огне битвы, покрытый пиками и стрелами, чем буду прозябать здесь. В моей груди еще теплится огонь Утумно, в голове еще живы образы великих сражений. Мой выбор прост. Я не знаю, какой выбор сделаете вы… Смог смолк на мгновение. Настала тишина, нарушаемая лишь завыванием вьюги. Север бесновался, север поднимал восстание и раздувал свои тайные меха, поднимая в воздух мириады жалящих снежинок. Молчаливый предводитель урулоки, дракон всех драконов, ступил вперед. Земля содрогалась под его весом, тень от его крыльев затмевала звездное небо. Смог, чувствующий себя ребенком в глазах Черного собрата, принудил себя стоять смирно. Казалось, минула целая вечность прежде, чем старший змей произнес вслух волю своего крылатого народа: — Ты, Смог Великолепный, говоришь правильные вещи. Не суди нас, и мы не станем судить тебя. Прежде, чем окончательно решить, стоит ли вступать в битву, мы хотим увидеть ту, что поведет нас в бой. Покажи нам хозяйку Дор-Даэделота. Мы хотим услышать голос Ниар, принцессы ангбандской. Ее воля и слово окажутся решающими.

Ее воля и слово окажутся решающими. Ее деяния станут завершающими. Никто и ничто в этом мире не сможет возобладать над ее разумом. Ниар, остановившись, улыбнулась. Уверенность вновь наполнила ее одинокое сердце радостью ликования. Мудрый стратег, она не спешила праздновать победу. Зная, что вечные противники открыли глаза и навострили уши, Красная Колдунья ожидала следующего шага со стороны врагов. Наступал их черед действовать.

— Нам еще долго идти? — Илийя, взмыленная и усталая, едва забралась на взгорок. Ведя камаргу под уздцы, эльфийка то и дело оглядывалась назад. Пылу в ней поубавилось после одной ночёвки в предгорье. Громкий вой варгов пугал бессмертную не на шутку.

— Судя по свежеющему воздуху, нет, не долго, — Ниар старалась говорить о дороге туманно. Ей все еще не хотелось посвящать Нанивиэль в свои маленькие тайны. Общество юной Квенди казалось приятным, пусть и весьма утомительным. Однако, все лучше, чем разговаривать вслух с собой. — Арго даст знак, когда мы подойдем к нужной тропе. Но, сдается мне, совсем скоро мы окажемся прямо у подножия горы. Тогда придется свернуть на юг и чуть пройти вниз.

— Конь знает дорогу, — пробубнила эльфийка, уже ничему не удивляясь, — забавно. Вы, значит, уже путешествовали здесь?

— Когда-то давно, — призналась Ниар, морща нос. Ей не хотелось вспоминать те дни. Хотя за последние полгода ей пришлось очень часто бродить по закоулкам памяти. Удивительные вещи порой могли найтись в необжитых чердаках разума. — И то было не лучшее мое путешествие. Я была молода, глупа, наивна. А люди, сопровождавшие меня, в итоге оказались жестокими лицемерами. Пожалуй, я готова признать, что тогда пострадала моя гордость.

— Выражаетесь так, будто Вам не одна тысяча лет исполнилась, — Илийя добродушно прыснула, подсовывая своему белоснежному жеребцу припасенный кусочек сахара. Лиорил покорно съел дарованную сладость. Вообще, обычно строптивый, он нынче хорошо исполнял роль кроткого питомца. Красавец-жеребец действительно был отлично вышколен. Ниар хохотнула. Анаэль, пожалуй, не стоило знать о поразительном смирении камаргу.