Чертов мост
Шрифт:
— А если окружить и взять его в зимовье? Так надежнее...
— Нельзя так. Слышно в тайге хорошо, не подкрадешься к зимовью. Собаки у меня там остались — будут гавкать. Да и он хитрый: не сидит в зимовье, а караулит где-нибудь поблизости.
Пришли Тася, Чернов и дед.
— О-о, ты уже встал? — удивленно сказала девушка.
— Вроде бы.
— Что такой грустный, браток? — похлопал меня по плечу Чернов.
— Радоваться пока нечему — бандюга на воле.
— Не переживай, выловим его и вздернем на рее, — весело продолжал Чернов. — Тут вон целую историю придумали
— Ну ладно, давайте поторапливаться, — озабоченно сказала Тася и подошла ко мне. — Собирайся и ты. Сможешь?
— Я готов.
Было решено, что Тася, Чернов и дед Евлампий сделают засаду у Чертова моста, а мы с Лапушенко поедем сперва к Мотьке, потом к зимовью, чтобы спугнуть бандита.
Не теряя времени, отправились в путь.
На улице уже рассвело. Небо над крутыми черными сопками в стороне Ундурги посветлело, а над рекой навис легкий туман. От Елкинды тянуло прохладой, пахло свежескошенной травой.
— Давно он у тебя скрывается? — спросил я у Лапушенко.
— С неделю, поди, будет.
— Откуда явился?
— С Нерчи. Там они снова сорганизовались в банду, но их сразу же под Зюльзиканом разбили. Он вырвался, и сюда.
Лошадь моя немного приотстала, я подстегнул ее и снова поравнялся с Лапушенко.
— Как же ты узнал, что я у Мотьки?
— Бандюга этот мне сказал, он там зачем-то шастал и выследил тебя... Потом подговаривал меня подпереть вас вместе с Мотькой и подпалить.
«Вместе с Мотькой подпалить... Услышав эти слова, я вздрогнул, сердце тревожно забилось. Старики Зайцевы... Их тоже подперли и подпалили...
— Ах ты, сволочь! — вырвалось у меня.
Лапушенко недоуменно посмотрел на меня.
— Это правда, — сказал он. — Сенька Арап, правая рука Косого, — хитрюга и сволочь. Ишь, как ловко хотел меня втянуть в свои грязные делишки! А я-то, дурак, поверил и потащился вчера с ним. На чем сыграл гад, а! Знает, стервец, что я с Мотькой полюбовничаю... Пойдем, говорит, Мотька твоя с хахалем... — И после недолгого молчания добавил: — И стариков Зайцевых он, подлюга, загубил — теперь-то уж я точно знаю. В ту ночь он куда-то уходил из зимовья, а явился к утру... Он это сделал, он.
У Мотькиного дома, слезая с лошади, я спросил:
— Ты его знаешь?
— А как же! Это сынок здешнего богатея — обдиралы Веретенникова, что жил на хуторе неподалеку от Береи.
Мотьку уговаривать долго не пришлось. Она сразу поняла, что от нее требуют, и собралась в путь. Сына она укутала покрывалом, пододвинула к кровати стол с едой и, ласково погладив по голове, молча вышла.
До устья идти не менее шести верст, и Лапушенко посадил Мотьку на свою лошадь. Не доезжая километра два, она слезла, ушла вперед. Мы подождали, когда она дойдет до зимовья (а узнали это по лаю собак), и двинулись дальше.
Лапушенко пустил лошадь рысцой, но я догнал его и предложил ехать тише. Спешить сейчас не стоило, так как мы могли застать бандита у зимовья. Если же он увидит нас, бросится в тайгу, поймать
Вскоре из-за кустов вышла Мотька и быстро направилась к нам.
— Готово, удрал, — буднично сказала она и тронула за рукав Лапушенко. — Я теперь не нужна?
— Иди домой, готовь на стол, приеду мириться, — ласково погладил он ее руку.
Отъехав немного, я обернулся. Мотька стояла и смотрела нам вслед, подперев рукой подбородок.
Лапушенко направил коня вниз по левому берегу Ундурги к пади Жипкос, куда направился бандит. Наше предположение оправдалось — бандит пошел на Царский тракт к Чертову мосту.
За скалистым поворотом Ундурга свернула вправо, а слева начиналась падь. У опушки леса мы остановились, спешились. Привязав коней к дереву, тихонько вышли на марь и стали всматриваться вдаль, не появится ли где бандит. Кочковатая марь заросла травой и густым кустарником, кое-где виднелись одинокие лиственницы-сухостои. Человеку, чтобы остаться незамеченным, надо идти пригнувшись...
Выехав на марь, Лапушенко предложил разъехаться.
— Ты езжай левой закрайкой, а я правой, чтоб отсечь его от леса.
— А как же с ружьем? — спросил я.
Оно было у нас одно на двоих.
— Возьми его себе, а я с палкой, все равно издалека не поймет, что это такое.
Я было стал возражать, но он настоял на своем.
Чем дальше от реки, тем кустарник на мари становился реже и реже; марь расширилась, лес отступил.
Вдруг Лапушенко махнул рукой, показывая туда, где падь разрезалась узенькой поймой речушки. Я остановился, внимательно огляделся и, наконец, увидел, как в кустарнике мелькнула голова бандита. Потом исчезла, а через некоторое время снова появилась. Бандит шел спокойно, нас не замечал. До Чертова моста от него было метров четыреста, а то и больше, а до опушки леса — ближе. Нам следовало поторопиться, чтобы отрезать его от леса. Лапушенко поскакал галопом вдоль опушки. Я тоже пришпорил коня и понесся, отрезая бандита слева. Заметив нас, он заметался по мари. Сначала бросился вправо, к лесу, но, поняв, что Лапушенко успеет перерезать путь, повернул в мою сторону. Я, нахлестывая лошадь, мчался вдоль опушки, боясь его упустить. И увлекшись погоней, не заметил, как бандит куда-то исчез. А он, видимо, поняв, что не успеет добежать до леса, спрятался где-то в кустарнике, поджидая меня. От Чертова моста мчался с винтовкой в руке Чернов, а поодаль — двуколка с Тасей и дедом Евлампием.
Бандита я увидел внезапно и совсем рядом — он выскочил из кустарника, держа наготове наган. Он появился передо мною так неожиданно, что лошадь моя резко остановилась. Я увидел перед собою грязного, обросшего человека, со злыми, наливающимися кровью глазами. И черное отверстие ствола...
Прогремел выстрел. Мимо... Лошадь бросилась в сторону, я вылетел из седла и свалился прямо на бандита. От тяжести моего тела он не удержался и упал. Минутная схватка — и рука бандита оказалась за спиной. От боли он вскрикнул и перестал сопротивляться.