Чертова дюжина
Шрифт:
К слову, хотя я и не был заядлым футбольным болельщиком, но Лигу чемпионов по телевизору смотрел регулярно. Так что посещение на том свете футбольного матча очень даже легло в масть, пусть даже поначалу я поучаствовал в нем в образе нещадно битого футбольного мяча. Что касается прекрасной незнакомки, то в следующий раз я обязательно найду к ней подход, буду деликатнее, умнее и, уверен, смогу добиться от нее понимания и взаимности.
При воспоминании о незнакомке из запредельности у меня сладко заныло на сердце от несбывшегося, и вдруг страшно захотелось ощутить ее в своих объятих, проникнуть в нее и любить,
Перебирая все это в голове, я вдруг поймал себя на мысли, что мне не терпится поскорее вернуться в волшебный мир, который оказался таким притягательным. Результаты первого опыта показали, что мир за чертой несравненно интереснее нашего. Значит, теперь можно ставить таймер на полчаса, чтобы исключить свое воскрешение…
Я взглянул в сторону удушающей машины – Душки, величайшего изобретения в истории человечества, предмета моей заслуженной гордости. Теперь открыт путь туда, в загробный мир, в неведомые, таинственные пределы, куда попадаем все мы после смерти. Теперь, когда путь найден, необходимо всесторонне исследовать тот мир, разведать все его закоулки. И я – первопроходец, я – первый танатонавт, я – Юрий Гагарин загробного мира!
В величайшем возбуждении вскочил я со стула и в волнении забегал по комнате. Но быстро взял себя в руки, подошел к Душке и положил руку на прозрачный корпус из плексигласа, в котором в три ряда располагались реле и другие механизмы.
Корпус был уютно прохладный, вызывая спокойствие и умиротворение.
– Умница! – вырвалось у меня. – Какая же ты умница, моя Душка!
Я чувствовал странное единение с этой прекрасной машиной, порождением моего разума, и мне казалось, что Душка отвечает мне взаимностью. От нее явственно исходили флюиды радости, ее прозрачный корпус таинственно и одобряюще мерцал зелеными переливами в свете ночника.
Но нельзя терять ни секунды драгоценного ночного времени, пора приступить к делу. Глубоко вздохнув, я опустился на кушетку и надел обруч. Взглянув на таймер, задумался. В прошлый раз длительность удушающей нагрузки составляла тридцать секунд, и за это короткое время успело произойти несколько событий. Из этого вытекает, что время здесь и там существенно разнится, а, если быть предельно честным, то я пока даже в принципе ничего не знаю о свойствах времени загробного мира. Может, его там нет вообще? Ладно, оставим пока слишком фундаментальные вопросы для будущих исследований, а сегодня для второго эксперимента я все же попробую увеличить время пребывания в запределье, не топтаться же на месте? Я выставил на таймере одну минуту и решительно нажал красную кнопку пульта.
Сосредоточился на собственных ощущениях. Рубец на шее немного ныл, поэтому обруч на этот раз я сместил чуть выше, ближе к подбородку. Опять быстро загорелись щеки, загудела голова, и тонко засвистело в ушах. Все происходило почти точно так же, как в первый раз, никаких багровых пятен я на этот раз перед собой не видел. И боли от давления обруча я почти не чувствовал, и тело почти не немело, лишь слегка покалывали кончики пальцев ног.
Что случилось, неужели что-то пошло не так? Я открыл глаза, приподнял голову и огляделся. Что сразу бросилось в глаза – в комнате стало заметно светлее, и ночник был выключен. За окном уже явно наступило утро, рассеянный свет проникал в комнату сквозь полураскрытые
В крайнем удивлении я поднялся, сел на кушетке и бросил быстрый взгляд на журнальный столик. Удушающей машины, моей Душки на столике не было!
Хлопнул рукой по шее – и обруч тоже исчез! Е-к-л-м-н, о-п-р-с-т – что все это значит, куда подевался мой уникальный прибор?
Я хлопал глазами, ничего не понимая. Неужели все мои последние научные подвиги мне приснились? Какая досада!
– Здравствуй, Алеша. Как ты себя чувствуешь? – раздался тихий женский голос из угла комнаты, где находился мой письменный стол. Ко всему прочему, в комнате еще кто-то был!
Я резко повернул голову и увидел сидящую за столом женщину с коротко остриженными светлыми волосами. Она приветливо улыбалась мне, но от ее улыбки меня бросило в холод, и противная мелкая дрожь охватила с головы до пят.
– Мама, ты? Откуда? – идиотский вопрос слетел с моих уст, но в следующее мгновение я уже правильно оценивал происходящее.
Душка исчезла, на дворе наступает день, в комнате находится умершая около года назад мама… Совершенно очевидно, что я опять там, в загробном мире. Совершенно незаметно переход призошел на этот раз.
Что ж, тем лучше…
– Я жив, мама, жив, всего лишь прибыл сюда погостить, как я рад тебя видеть!
– Я все знаю, Алеша, ты у нас такой молодец, мы с папой очень гордимся тобой.
– Папа… А где же папа, почему его нет с тобой?
– Папа варит кофе на кухне, сейчас подойдет.
Кофе, конечно, кофе, как я мог забыть! Это ведь было любимым папиным занятием и даже предметом особой гордости – собственноручно приготовить и напоить гостей хорошим кофе. Большой кухонный стеллаж до сих пор заставлен различными кофейными машинами и другими приспособлениями, имеющими отношение к процессу приготовления кофе. Отец хорошо разбирался в его марках и использовал только лучшие сорта, которые, по его просьбе или, зная его слабость, в качестве подарка присылали или привозили папины коллеги со всего мира.
Уже проникал в комнату чудесный кофейный аромат, и у меня во рту собрались слюни в предвкушении, так сказать. Я не то что бы фанатично преклонялся перед этим напитком, но в свое время очень любил иногда дегустировать различные сорта из папиных запасов.
– А вот и кофе! Здравствуй, сынок, – поприветствовал меня отец, вошедший с подносом, на котором благоухали три чашки.
– Очень рекомендую, сорт Кона, прислал профессор Густав Морнинг, мой друг с Гавайев. Совершенно особенный, ни с чем не сравнимый, мягкий и нежный вкус.
Отец в своем репертуаре: точность во всем – кто, что, откуда – в полном соответствии с профессией. Он был математиком, причем довольно известным и не только у себя на родине.
Я во все глаза смотрел на умерших, но сейчас как будто возникших из небытия родителей и не видел никаких особых изменений в их облике по сравнению со временем, когда они еще существовали в нашем мире. Они вели себя абсолютно естественно, как будто мы лишь вчера расстались, разошлись по своим комнатам почивать, а сегодня проснулись в добром здравии и, как обычно, собрались вместе за утренним кофе.