Чертова кукла
Шрифт:
Устроилось и внешне очень неудобно. Французская гражданка m-elle Th'er`ese Duclos [7] , певичка, приехавшая в Россию искать ангажемента, — как ей принимать в номере с пианино такого человека, как Михаил? Да и как искать его? Наташа обещала самой себе быть осторожной до щепетильности, до последнего предела. В певичку решила — перевоплотиться. И петь пустое. А вот как Михаила добыть, не изменяя своему плану осторожности «до смешного», — она не знала.
7
Мадемуазель
Ждать? Очень трудно ждать. И страшно. Для себя приехала, надо быть вдесятеро осторожней. Были у нее адреса для поручений, но она никуда нейдет. Лучше ждать. Петербург ей — как чужой. Все изменилось, все другое… а что? Неопределимо.
Вспомнила вдруг Юрия. Вот кого легко принять во «Франции». И адрес графини вспомнила. Написала ему французское надушенное письмо. Подумала: «Не пересаливаю ли?» Нет, пусть. По почерку узнает.
И опять ждет. Ответа нет.
Каждый день Наташа долго гуляет по Морской. Ни одного знакомого лица. Пристают офицеры, франты. Она отбояривается резко, но не сурово, чтобы не изменить своей роли. Ведь она — певичка, и одета, как певичка, которая не должна быть сурова.
Ответа все нет. Написать еще раз? Измученная Наташа опять шла по Морской, уже ни о чем не думая и ни на что не надеясь, — и вдруг остановилась.
В нескольких шагах от нее, у витрины перчаточного магазина, стоял хмурый, ненарядный офицер и глядел на перчатки, которые явно его не интересовали.
Наташа видела его раза два, давно, издали, — и все-таки сейчас же узнала. Это родственник Юрия. И приятель. Юрий показывал ей на него в древние странные времена, на многолюдном собрании, в какой-то зале. Ее он не знает. Это хорошо. Но как объяснить, что она его знает? Положим, если сказать, что она уже была в Петербурге… Трудно. Ну, да все равно.
— Monsieur… Je vous demande bien pardon [8] ,— начала она.
Офицер, не улыбаясь, обернулся и взглянул вопросительно.
Наташа, изо всех сил стараясь не смущаться (не подходило к роли), затараторила по-французски:
— Monsieur… Вы, кажется, родственник Юрия Двоекурова. Не знаете ли, где он теперь живет? Я недавно приехала… Хотела с ним повидаться. Мы такие добрые друзья…
Саша Левкович слушал, не понимая от неожиданности, чего хочет эта разодетая дама, и хмуря брови.
8
Господин… Очень прошу меня извинить (фр.).
Из перчаточного магазина вдруг выскочила миленькая девочка лет пятнадцати, в круглой шляпке, и, подняв задорную мордочку, подбежала к Левковичу.
Тот беспомощно обернулся.
— Вот, Мура, эта дама, кажется, француженка… Кажется, спрашивает Юрия.
— Юрия?
И Мура, не теряя ни минуты, кинулась к Наташе и затараторила с ней по-французски чуть не быстрее самой Наташи. Мура была в восторге от приключения. К француженкам она имела слабость. В одну минуту она узнала все, что Наташа ей могла сказать. То, что mademoiselle артистка, парижанка, что она здесь почти без знакомых и что все это имеет отношение к Юрию, — привело Муру в еще больший восторг.
Наташа
— Да, да, он переехал, — заболтала Мура, когда Наташа осмелилась вновь спросить о Юрии. — То есть не совсем переехал, но больше живет на… на другой своей квартире. Я не помню точно где, вот беда! И «mon mari», наверно, не помнит.
9
"Мой муж" (фр.).
Тут она бросила на Левковича значительный взор: молчи, дескать! И продолжала:
— Но если mademoiselle будет так любезна… мы живем в двух шагах… вот здесь, этот переулок… зайдет к нам, выпьет чашку чая… И я дам самый точный адрес.
Наташа растерялась, не знала, как ей к этому отнестись. Но Мура прибавила вдруг:
— Да у нас даже есть номер его телефона! Мы можем вызвать его по телефону!
Как ни странно это все было, даже подозрительно, — Наташа решилась. Все равно! Уж слишком тяжко ждать.
Взяла себя в руки. Опять сделалась веселой француженкой. Мура увлекла ее, смеясь, за собою. Расспрашивала, сколько слов знает она по-русски, и выведывала насчет Юрия.
Саша Левкович молчаливо следовал за ними. Он очень скучный был последнее время.
Глава двенадцатая
ЗАБАВА
— Вот, пожалуйте, как раз по телефону вас спрашивают, — сказал швейцар Двоекурову, когда тот опускался по лестнице.
Юрий терпеть не мог этих телефонных вызовов. Особенно из своей василеостровской квартиры, где телефон был внизу. И швейцару запретил раз навсегда его тревожить. Но теперь уж все равно, идет мимо.
Лениво взял трубку.
— Ну, кто там?
— Ха, ха, ха! Нельзя ли повежливее! C'est moi, Moura [10] .
Юрий сделал досадливое движение.
— Вы, Мура? Что такое? Саша просил что-нибудь сказать?
— Ах, Боже мой, почему Саша! Я сама имею вам нечто сказать!
10
Это я, Мура (фр.).
— Что же?
— Я занят, Мура, я ухожу.
— Нет, нет! А если уходите, то приезжайте к нам. Вот, в самом деле! Здесь вам сюрприз. M-elle Th'er`ese у нас. Для нее-то я вам и звоню. Ей необходим ваш адрес. А на письма вы не отвечаете.
— Какие письма? Какая Тереза?
— Ах, Боже мой! Очаровательная Тереза, которая стоит около меня и жаждет вас видеть. Желала бы проникнуть в наш разговор, но ничего не понимает. Да пусть сама говорит!
Слышно было французское тараторенье Муры, и затем другой голос, показавшийся Юрию чуть-чуть знакомым, стал говорить, тоже по-французски, о каких-то письмах на Фонтанку, о свидании, о прежнем времени…