Чёртова одежда
Шрифт:
Сегодня демоны помогают, а завтра придется расплачиваться робостью и стыдом за содеянное.
– После нас, хоть - потоп, подруга!
– я на миг задумалась над пазлом: всё сходится.
Один день буйства и прилива сил, другой день - горячий стыд и ужас.
– И еще... ОНИ начинают тебя видеть, и охотятся за ТОБОЙ!
– в голосе радистки Кэт звенел кладбищенский ужас на грани истерики.
– Кто ОНИ? Волки позорные?
– Я не знаю, кто они, но они -
– Нам море по колено!
– я направилась к выходу из квартиры - так Президент посещает дома престарелых, а затем ракетой вырывается на чистый воздух.
– Ты со мной, радистка Кэт?
– Боязно мне сегодня, Лён! Я лучше приду болеть сразу во Дворец.
Хотя... Хотя сегодня болеть не обязательно.
– Если боязно, то натяни кожаный пиджак... из кожи чёрта!
– я пальцем - лазерной указкой - ткнула в сторону шкафа.
– Каждый день ужасно! Чертова кожа начинает командовать.
Если в исключительных случаях, как, например, в твоём, когда нужно выиграть семь партий подряд, то риск оправдан!
– радистка Кэт проводила меня, закрыла за мной, долго щелкали замки сейфовой двери.
Я вышла из подъезда - Мир у моих ног!
Внезапно, чёрный оборотень метнулся ко мне из кустов.
Убойная пасть распахнута входом в ад.
Зубы - собрание музея холодного оружия.
Рык - стекла на первом этаже затрещали.
Огромный сатанинский пёс - ротвейлер - набросился на меня.
Он - чёрт в теле собаки?
Вылетел из ада за своими штанами из чертовой кожи?
Древний страх на минуту сковал мои движения, а затем я засмеялась в морду собаки.
Взглянула в глаза адскому псу.
И чёрно-коричневая гора подобострастно заскулила.
В его глазах мелькнуло холопничество - точь-в-точь вчера шофер "Мерседес"а смотрел также на радистку Кэт.
Гигант поднялся на задние лапы, лизнул меня в фотомодельное лицо (снял макияж), наклонился, вытянул передние лапы в поклоне.
Я взяла первую высоту.
До турнира еще гора времени.
Если нужно - за мной прилетит вертолет МЧС.
Куда в первую очередь направится прилежная девочка в штанах из чертовой кожи?
Конечно, в школу девочка идет за пятерками и похвалой учителей.
Школе не повезло, я сразу пришла на урок физкультуры.
Евгений Геннадьевич с перебинтованными руками (результат игры в волейбол с радисткой Кэт) отдавал ценные указания Иванову и Ашкалунину, требовал, чтобы они подмели пол в спортзале.
– Мечников! Тёпа! Стёпа недотёпа! Илья Муромец ты наш, школьный!
– я расправила руки-крылья, обнимала мысленно Прекрасный Мир.
– Я
Что ты забыл в школе, мальчик из Уржума?
Выражение "мальчик из Уржума" возникло в моём просветленном мозгу.
Демоны, наверно, подсунули.
– Я... только на физкультуру!
– Стёпа изображал барана перед новыми воротами.
– Физкультура? Это? Разве это - физкультура?
– я подошла к стойке со штангой.
На гриф навешаны чугунные "блины".
– Сто, сто шестьдесят, двести!
– я посчитала вес, щелкнула пальцами: - Евгений Геннадьевич, если я в рывке (выхватила "рывок" и "толчок" из терминологии качков) возьму двести килограммов, то пятерку в четверти поставите?
– В твоём весе, Собакина, мировой рекорд для женщин в рывке - сто пять, - физрук наклонился вперед, рассматривал мои штаны, маньяк.
– Я не спрашиваю о рекордах, мне они без надобности, по балалайке. Пятерку поставите?
Тяжелая атлетика - семечки по сравнению с шахматами.
Здесь два женских мировых рекорда.
– Я, словно со стороны на себя смотрела.
Сняла двухсоткилограммовую штангу с подставки, поняла над головой и бросила небрежно - так подросток в парке вышвыривает окурок.
– Пятерка зачтена?
Железо с железнодорожным грохотом катилось по полу, а я уже выходила из умершего от волнения зала.
– Волшебный эликсир ОНИ, что ли пьют?
– голос Ашкалунина осмелился и нарушил тишину.
Не трудно догадаться гению философии, что ОНИ - я и радистка Кэт!
– Тренироваться нужно, и к тебе потянутся фотокорреспонденты!
– Мечников восхищенно присвистнул.
Он верил, что я долго тренировала мышцы, поэтому сдвинула два мировых рекорда в своём девичьем весе.
Восхитительно, что Степан находит объяснение вопросу, на который даже я не знаю ответа.
То, что у меня ручки - тростиночки, а не канаты стальных мускулов, не смущало Степана.
На улице я вела себя тихо и мирно - по-японски.
Но общественным транспортом не пользовалась из принципа.
Зачем толкаться в тесной душегрейке (или душегубке?), может быть, и не тесной, потому что автобусы в Москве просторные и с кондиционерами.
Но разговоры пенсионерок на первых сидениях - в курятнике - очень подрывали нервы.
Кажется, что старушки всю жизнь копят недовольство, и выплескивают его за одну поездку в автобусе.
– До парка Сокольники довези!
– я не спрашивала, а утверждала и одновременно присаживалась в машину.