Чертова погремушка
Шрифт:
— Не хочу!
— Да брось, не кривляйся.
Я пыталась сопротивляться, но тело действовало автономно. Оно встало с кровати, подошло к окну и распахнуло его.
— Спой, светик, не стыдись, — дьявол карикатурно похлопал в ладоши. — Просим!
Окно палаты было прямо над центральным входом. Внизу сновал людской муравейник — ближе к вечеру число посетителей возрастало в разы. Я спою — и они услышат, сладко заныло внутри. Страха больше не было — только то самое предвкушение успеха, о котором говорил дьявол.
Мой голос звучал дивной бархатной виолончелью —
В дверях стояла кукольная медсестра с округлившимися глазами, полными слез, и приоткрытым ртом.
— Как красиво, — прошептала она.
— Простите, — пробормотала я и легла обратно в постель. — Задумалась.
Она посмотрела на меня с недоумением и вышла.
— Сейчас опять приведет психиатра, — сказала я в мировое пространство.
— Не приведет, — потер ладони дьявол. — Ну как? Устраивает? Берешь?
— Отвали! — буркнула я и отвернулась к стене, натянув на голову одеяло. Больше всего на свете мне хотелось заорать: «Да! Да! Да!!!». Наверно, еще никогда в жизни я ничего так не хотела.
— Ты сомневаешься или пытаешься характер показать? — мерзко закудахтал дьявол. — Хотя что это я, конечно, характер. Знаешь, птичка моя, я, кажется, тебя обидел невзначай. Ты, конечно, не из тех, кто от болезни сразу умирает. Ну, помнишь, ты спрашивала, почему именно вы? Так вот ты из тех, кто умирает, предварительно поборовшись. Но так даже интереснее. Как бы тебе объяснить половчей-то? Понимаешь, люди по природе своей страшные засранцы. Тебе наверняка говорили, что изначально задумано все было идеально, но грехопадение, повреждение природы, туды-сюды… Да нет, конечно, все это бред. Пыль в глаза. На самом деле ваша популяция просто… эээ… производственный брак — если, конечно, смотреть с божественной точки зрения. Впрочем, с моей — тоже. Вы даже в пороке неполноценны, поскольку крохи божественного мешают вам пороком наслаждаться по-настоящему. Как бы ни были вы испорчены, этот шлак все равно сидит глубоко и зудит о высоком. Вы не слушаете, а он все равно зудит. Вы не слышите, но все равно не находите себе места. И пытаетесь задавить его еще большим пороком. А он все сильнее пищит.
Он был прав — я не могла отделить в его словах ложь от правды. Впрочем, не совсем так. Ложь у него притворялась правдой, а правда старательно помогала лжи. И поэтому я начинала сомневаться даже в том, в чем раньше была стопроцентно уверена. И наоборот — абсолютно невозможное начинало казаться возможным.
— Зачем «погремушка» показывает рай? — ненавидя себя не меньше, чем его, спросила я, выбравшись из-под одеяла. Я не хотела соглашаться, но и отказаться не могла — и поэтому готова
— Ты же видела, никакого рая нет, — насмешливо оттопырил губу дьявол. — А то, что вам мерещится в игрушке… Пошлая физика. Проекция той самой Божьей искры. Вроде как излучение, которое отражается от шара и индуцирует в мозгу зрительные образы. У каждого свои. Так что вы видите исключительно свои иллюзии касательно рая. Еще вопросы есть?
Вопросы у меня были, но вместо этого я начала ругаться. Долго и изощренно. Дьявол схватил ноутбук и забарабанил по клавиатуре — видимо, кратко конспектировал.
— Ваши испорченные мозги изобретают такие выражения, которые мне в голову не пришли бы, — довольно заметил он, когда я выдохлась и замолчала. — Ну как, полегчало?
Я прислушалась к себе. Не полегчало. Только еще сильнее захотелось петь — теперь, когда я знала, как это может быть волшебно.
— Ну, ты подумай еще, — кивнул в ответ моим мыслям дьявол. — Предложение действительно в течение десяти дней. Хотя… Возможно, и дольше. Сколько там тебе еще жить осталось… нет, сколько — этого я не скажу, к чему портить интригу. Но все равно, что значат эти жалкие годы по сравнению с одинокой вечностью на грязной траве? Так заполни их хоть чем-то приятным.
Я открыла было рот, чтобы сказать что-то ядовитое, но осеклась: сонно моргая, с соседней кровати на меня смотрела Лиля.
— Мне снилось, или ты действительно пела? — спросила она.
К выписке Никита привез мне джинсы, в которые теперь можно было засунуть еще половину такой попы, как моя, и свитер с широкими рукавами, заботливо спрятавшими некрасивые красные шрамы.
— Приятно было познакомиться, но надеюсь больше с вами не встречаться, — изобразил любезность Бармалей, которого я специально нашла в ординаторской, чтобы попрощаться. — По крайней мере, в этих стенах.
— Поедем сначала к Косте, — попросила я, усевшись в машину.
— Зачем? — удивился Никита. — Его ведь так и нет.
— Мне надо посмотреть… кое на что… на кое-что.
— Как скажешь, — он пожал плечами и включил зажигание.
Почти всю дорогу мы молчали, лишь изредка перебрасываясь ничего не значащими репликами. Потому что уже очень близко подступила перспектива разговора. От которого, между прочим, во многом зависело наше будущее. Совместное будущее. Я знала, что Никита ждет, но не знала, что именно скажу ему. Сначала мне надо было увидеть «погремушку». Или убедиться, что ее в Костиной квартире нет.
Поверила ли я, что она — всего лишь автоматическое приспособление для отбора несчастных с дьяволо-иммунодефицитом? И да, и нет. То верила, то сомневалась, то снова верила. Как и всему, что он мне говорил. Казалось бы, как можно верить лукавому, тому, кого зовут отцом лжи? И тем не менее. Сначала я с ходу отметала его слова, а потом юркой змейкой проскальзывали сомнения. Взять хотя бы ту же травяную гору. Я ведь ее своими глазами видела. Но! Я же не умерла окончательно! Или… все же умерла?..