Чертова свадьба! или Месть по-ведьмински
Шрифт:
– Людмила, что случилось? – удивлённо спросил Марат, присаживаясь рядом. Зоя, несмотря на то, что она вообще тут как не пришей кобыле хвост, присела рядом с женщиной и успокаивающе погладила её по волосам. Лесина мачеха сначала недоумённо взглянула на ведьмочку, но вспомнив своё неведомое горе, залилась слезами ещё пуще.
– Что-то случилось с Лесей? – прозорливо предположил Марат. – Что произошло? Говорите!
– Ох, Маратик… – сквозь слёзы простонала женщина. – Может, хоть ты мне поможешь! Лесенька ведь с тобой очень дружна была, а я, дура старая, даже и думать не то стала. Грешна я, грешна, что
– А при чём тут Леся? – заинтересовалась Зоя. – Или вы из-за неё нагрешили?
– Что ж ты говоришь-то, дитятко! Чтобы я всю вину ещё на Лесю свалила! Она ж мне как дочка родная, хоть и племянница по крови. Люблю её, да только из-за любви моей всё хуже и становится! Убежала, горемычная, неведомо куда! Я её в трактир к Фильке не пустила, а там какой-то старик выступал дюже знаменитый. Вот Лесюшка на меня и обиделась! Сбежала через окошко, и была такова, только что записку оставила, мол, вернусь, если надумаю. А я как вспомню, что до этого ещё за косу да за уши её оттаскала, так сразу понимаю: вот как есть, не вернётся она!
Больше бедная женщина сказать ничего не смогла, уронила руки на колени, плечами ссутулилась и только причитает себе под нос в перерыве между рыданиями. Марат нахмурился. Женских истерик он видел не так много, чтобы в должной мере освоить способы борьбы с ней. По счастью, к нему на помощь пришла Зоя.
Каким-то неведомым образом она за пять минут успела не только успокоить бедную женщину, но и выведать последние сплетни, поддержать сетования на изменчивую погоду в последние дни и заодно – пообещать, что племянница её вернется не позже восхода. Марат только диву давался, наблюдая за процессом. Он предполагал, куда может отправиться Леся в расстроенных чувствах, вот только выступление свое Герасим уже закончил, а в трактире оборотень девушку не видел. Значит, остается не так много вариантов. Но вот крылся здесь ещё один немаловажный момент. У лесника были свои планы на сегодняшнюю ночь, и в них никак не вписывалась Леся с её взбалмошными выходками.
Попрощавшись с воспрянувшей духом женщиной, Зоя радостно подпрыгнула.
– Ну что, пошли искать твою зазнобу?
Оборотень досадливо цыкнул.
– Она мне не зазноба. И у меня есть другие дела.
– Ты что, даже не попытаешься её найти? – удивилась маленькая танцовщица.
– Да тут искать нечего. Она либо у Мирославы отсиживается, либо в замке спряталась. С неё станется, она только вчера мне про него рассказывала.
– Это в том, что на холме? Так там же никто не живет!
– Именно. В любом случае, до полуночи она никуда не денется. А там, если не найдется, будем думать. А пока пойдем обратно, мне нужно с Герасимом словом обмолвиться.
Личико Зои огорченно вытянулось. Она явно надеялась на пару-тройку приключений. Зря, что ли, от деда сбегала? Теперь придется выслушивать его морали о подобающем поведении, о неспокойных временах и о том, что приличной девушке сбегать из комнаты в ночь крайне опасно. Девчушка украдкой взглянула на уверенно шагающего спутника. Лицо Марата не вдохновляло на умоляющие монологи, так что канючить Зоя не стала. Вздохнула тяжко и вприпрыжку поскакала рядом с оборотнем. Видимо, нормально ходить ей также было скучно.
Герасим
– Будет вам баллада, юные леди. Моя внучка чудесно поет, она и исполнит. Зоя, балладу «О павшем менестреле» помнишь?
– Да, конечно! – заулыбалась девчушка. Она была рада любой замене дедовых нотаций. Чуть кашлянув, Зоя кивнула Герасиму, и тот взялся за ручку лиры. Послышался тягучий, густой звук, а в него влился печально звенящим ручейком мелодичный голос маленькой танцовщицы:
Высоко в небесах улыбнется заря,
Дым развеет северный ветер.
Не зови меня, слышишь, это все уже зря.
Меня больше нет уж на свете.
Серый лед моих глаз не растопят года,
Не согреет луч солнца шальной.
Прикоснувшись ладонью, простись навсегда
И скорее мне веки закрой.
Я ведь выбрала битву не ради войны
И не ради воинской чести.
Я хотела щитом тебе стать, ты пойми,
Для тебя были все мои песни.
Но ты не узнаешь и ты не поймешь
Взгляда, полного трепетной страсти.
Не запомнив, не встретив, мимо пройдешь,
Но забыть тебя не в моей власти.
Я пошла на войну, чтобы смерть отвести,
Чтобы жил ты, дышать продолжая.
Для меня же другого нет уж пути,
Я уйти за грань страстно желаю.
Мне не гладить уж струн, не смотреть на закат,
Не вплетать в песни лунные блики.
Павшим в битве за Свет не вернуться назад,
Задохнется рог в предсмертном крике.
Ты поймешь все, когда уже кончится бой
И, закрыв мне глаза, ты прозреешь,
И к холодной щеке прикоснешься рукой,