Чертовидцы, или Кошмары Брянской области
Шрифт:
Потому как в ныне проклятой Брянской области покой остался только на старых фотографиях.
Что касалось Питонина, то он вытащил обескровленного Булата из-под обломков склада и определил в больницу как неизвестного. К удивлению полицейского и врачей, молодой человек наотрез отказывался умирать. Дело оставалось за малым. В те же сутки Питонин, потрясая результатами судебно-медицинской экспертизы, объявил, что желтоглазый сотрудник бюро «Канун» скончался.
Наводившие справки подозрительные личности, являвшиеся, без сомнений, убийцами
Какие-либо вести о Лунославе отсутствовали, равно как и о похитившем его Черномиконе. Оба бесследно исчезли. Не показывался и Бессодержательный – если он, конечно, мог явить себя в привычном понимании этого слова. Радовало одно: дьявольский гул, слышимый в Ивоте на рассвете и закате, наконец-то прекратил терзать уши и нервы горожан.
Сам Питонин «за противодействие паранормальному терроризму», как было указано в приказе о награждении, получил внеочередное звание майора, а заодно – восторженную помощницу-дурочку и высранную с потолка, по его словам, гладкую кучку новоиспеченных обязанностей. Сюда входили: защита населения от угроз сверхъестественного порядка, а также борьба с ними и координация. Миленько и безумненько.
Позаботившись об артефактах бюро «Канун», Питонин растворился в работе. Ничего другого не оставалось, кроме как ждать и надеяться, что желтоглазый чертовидец когда-нибудь да очнется.
И это, хвала обруганным распятьям, случилось.
Булат, сыто отдуваясь, толкнул миску в сторону.
– Ну, спасибо за хлопоты, нянь в погонах, – сказал он. – А что за пустоты такие?
Питонин с неохотой расстегнул служебную рубашку и задрал майку. Он боялся того, что находилось под ней. Где-то в глубине души он даже надеялся, что труподел скажет, что всё о'кей, ерунда, к утру рассосется. Но труподел, как назло, с изумлением выкатил шары.
В груди полицейского зияла дыра. Ровные края, напоминавшие бережно загнутый внутрь пластилин. Живой, пульсирующий срез внутренностей, наблюдаемый в полумраке. Казалось, кто-то воспользовался огромным ножом для удаления яблочных сердцевин.
И теперь место центральной и главной мышцы организма противоестественно пустовало.
– Органы без органов?! – Булат наклонился ближе. – И как ты? Не продувает?
– Ну, жру нормально, «мотор» тоже вроде как тукает. Всё будто на месте… только не во мне.
Булат кивнул, схватил со стола бутерброд и сунул в полицейского. Прямо в пустоту.
– Сдурел?! – Взбеленившийся Питонин оттолкнул его. – А если я тебе ручищу в зад запихну?
– Я тогда покраснею – прям как ты! – Булат рассмеялся. – Ладно, не скрипи седлом, Капитон. Зацени-ка лучше мою заразу. – Затем он не без гордости продемонстрировал загадочный волдырь.
Майор скривился, словно укуса хлебнул, но желудок, будучи закаленным ужасами работы, даже не вздрогнул.
– Похоже на гигантскую ветрянку.
– Только на такую зеленки не хватит. Ну-ка.
Булат просунул пальцы под белесую кожу – и сорвал ее, будто разваренный, просоленный
– Что за чепуха?.. – Ничего не понимая, Булат дернул находку, и бумага отошла с кровавыми ниточками, напоминающими слюни. На груди тотчас вздулся новый волдырь, будто белесая заплатка. – Грибок, что ли?
Он ковырнул мягкую корку новообразования. Из-под волдыря показалась рубиновая капля крови.
Стало очевидно, что следующий «плод» еще не пророс.
– Ты теперь как пустой календарь? – Питонин хмыкнул. – А врачи всё гадали, что за пузырь. Срезать боялись: жизненные показатели падали. И рентген хрен пробивал.
В кабинет с извинениями вбежала Лаванда, погромыхивая походной сумкой с документами, телефонами и зарядными устройствами к ним, термосом, бытовой мелочевкой и кое-чем поопаснее. При виде загадочного листа бумаги в руках сотрудника бюро ее глупенькие голубые глаза выразительно округлились.
– Ой, а что это?
Булат хотел отмахнуться, но ответ сам сорвался с губ:
– Часть Беломикона. – И опять мимолетно ощутил струны какого-то невообразимого прошлого… на этот раз принадлежавшего не ему.
В голове у Лаванды всё перемешалось. Желтоглазый ублюдок! Теперь всё ясно. Она подкоркой ощущала угрозу, исходившую от клочка целлюлозы, точно в руках чертовидца находился спрессованный свет прожектора мощностью в десять тысяч ватт.
– Так вот как Булат Боянович от зла укрывался! При помощи… Беломикона!
– Не уверен, что правильно ляпнул. Лунтик бы определил, что за листовки ко мне приклеились.
Лист затрепетал и явил на себе довольно примитивную карту, начерченную будто обожженным молоком и указывающую куда-то на юго-запад области.
– Это же наши края! – ахнул Булат, узнав в сплетении линий знакомые леса, высоты и дороги. – Похоже на координаты Лунослава.
Питонин с подозрением нахмурился:
– Уверен? Индюк тоже думал, да в суд попал.
– Других вариантов всё равно нет. Так что я погнал за напарником. – Булат встал, забрал у ошарашенной Лаванды сумку, захватил косу. – Кстати, где Алый?
– Ну не в питомнике же! – Майор с недовольным видом бросил ему ключи от уазика бюро.
Булат поднял ключи к глазам и с недоумением обнаружил на них черную жемчужину. Она, заключенная в серебристую оправу-клетку, болталась на цепочке, словно обычнейший шарик-брелок. Именно в этой форме находился дух ненависти по кличке Алый, обреченный на постоянный сон после контакта с Черномиконом. Лишь один способ позволял ненадолго разогнать дремоту духа: жемчужину требовалось проглотить. Последствия, как правило, изобиловали кровью.