Чертовидцы, или Кошмары Брянской области
Шрифт:
Изредка проносились междугородние маршрутные такси и редкие фуры. Ныне по ночам за руль садились только безумцы, утраивавшие тарифы на услуги перевозок. Или же задушенные кредитами рабы банков, остававшиеся для финансовых надзирателей обезличенными цифрами с арестованным имуществом. Но такая мысль Булата совсем не радовала.
В двух километрах от Ильбово за уазиком увязалась стая красноглазых лисиц. Гибкие звери, овеянные аурой потустороннего зла, кричали и рыдали тонкими детскими голосами. Но они быстро ретировались, когда Булат притормозил
В пять тридцать, за час до рассвета, Булат подъехал к дорожному указателю на Дохновичи. Фары высвечивали кусты и жирную осеннюю грязь. До населенного пункта оставалось четыре километра, но карта вела на юго-восток – по тропинке в лесную чащу.
Булат захрустел земляничной «неломакой» и сверил данные навигатора, открытого в телефоне, с каракулями листа Беломикона. Ну да, так и есть. От указателя придется тащиться на своих двоих, постоянно забирая на восток. Ладно хоть, всего-то полкилометра.
Булат заглушил мотор и выскользнул наружу. Встав на подножку, снял Костяную с крыши.
– Налево пойдешь – ведром огребешь. Прямо двинешь – копыта откинешь. Направо попрешься – в Лунослава упрешься. М-да…
Захватив барахливший светодиодный фонарик, китайский «Convoy», он направился по тропинке в лес. Спустя десять минут вышел к почерневшему домику. Не то избушке, не то жертве пожара.
Из жестяной гнутой трубы валили хлопья дыма, мигавшие алыми огоньками. В овраге позади, в пяти метрах от домика, серебрился туман. Тарахтел бензиновый генератор. В предрассветной мгле выступали контуры просевшего сарая. В распахнутых дверях просматривались очертания застывших тел. Валялась корзинка с красной лентой на плетеной ручке.
Лицо Булата потемнело от гнева. В этот момент фонарик погас, и он отшвырнул его.
Подошел к избушке, вперился в низкую дверь, словно это она во всём была виновата, и занес кулак.
Иной раз Лунославу казалось, что его сознание порубили на куски. Взяли мясницкий тесак и покромсали, переработав рассудок на неосязаемые, расщепленные фрагменты. Временами он практически не ощущал даже собственное «я».
И всё же кое-что оставалось твердым и незыблемым – последние воспоминания. Они непотопляемым буем, помеченным старой охрой, покачивались на штормовых волнах безумия.
Вот он с Булатом, верным и несносным товарищем, нагоняет на территории стекольного завода Влекущего – демона, овладевавшего телами, но не речевым аппаратом жертв. Кровавые похождения сей твари даже получили издевательское название; такое же имело и бюро. Канун! Но не в честь кануна Дня всех святых или другого празднества, а как обозначение кануна смерти человека, когда люди совершали ничем не мотивированные самоубийства. Близ таких мертвецов, как правило, всегда отыскивалась идиотская мисочка с остатками необычайно белого риса.
Серый ублюдок ритуально приносил их в жертву, не гнушаясь в том числе и теми, кто в силу малолетства был попросту
Демон приносил жертвы себе любимому.
Но в зыбкий момент триумфа вмешался Черномикон. Фолиант без особых усилий разделался с ними, будто со скорлупкой упрямой фисташки.
И вот Лунослав уже ощущает черную вспышку, после которой воцаряется беспроглядная темнота. Как песня, интим под которую предназначался только ему.
Тьма пленила его, раскатала и вонзила в бумагу тысячью игл.
Он и демон пали жертвой долбаной книжки. Бумажный союзник с легкостью обернулся змеей, гревшейся под ребрами у самого сердца.
Казалось, нервная система Лунослава проникла в каждую ворсинку зачарованной целлюлозы. Несмотря на то, что его тело постоянно находилось в необъяснимом напряжении, словно в тревожном полусне, навеваемом лаем собак, сам лист обладал завидной прочностью и гибкостью, становясь, когда требовалось, неотличимым от ткани.
Лунослав чувствовал каждое непотребство, творимое с ним. Временами он напоминал сам себе жертву группового изнасилования. И его всё пускали и пускали по чертову кругу.
Кто-то довольствовался им как салфеткой или зубочисткой. Но всегда находились те, кто зрел в нём инструмент, созданный для убийств. Такова цена противостояния бесконечному злу, в чью рожу они с Булатом так бездумно швырнули перчатку 14 .
Чертовидцы. Смертники. Полноправные участники сражения, начатого еще их предками.
14
Бросили вызов.
На Лунославе писали смертные приговоры, а потом зачитывали и приводили в исполнение. Женщины, мужчины и даже до последнего не верившие в собственную смерть дети – все становились жертвой слов, начертанных на его новом теле.
Одна бесплотная сущность, пользуясь острым краем бумаги, полтора часа вскрывала горло старику из Аркино, села Комарического района. Резала аккуратно, дотошно – сильными руками двадцатилетнего внука, в чьем разуме она угнездилась. К собственному ужасу, Лунослав ощущал тепло и вкус стариковской крови, будто ее лили прямиком в рот. После такого обезвоживание представлялось истинным благословлением.
Судьба сделала его орудием десятков жестоких расправ.
Но одна особенно врезалась ему в память.
Как-то поздним вечером его затолкали в глотку подростку из Стеклянной Радицы. Бедный паренек направлялся к подружке, чтобы послушать последний альбом группы «Die Antwoord» под названием «House Of Zef». В кармане поскрипывали ультратонкие презервативы «VIZIT». Возможно, рассчитывал на первый в жизни секс – или хотя бы на петтинг. Закупорив собой пищевод и трахею, Лунослав чувствовал, как препятствует дыханию, как в него бьются сопли и слюни, как им давятся, словно шариком застарелого дерьма.