Чертово болото. Она и он (сборник)
Шрифт:
– Папа, – сказал он, – уж коли ты надумал мне новую маму подарить, то я хочу в мамы маленькую Мари.
И, не дожидаясь ответа, он закрыл глаза и заснул.
Маленькая Мари не придала большого значения странным словам мальчика и сочла их просто доказательством того, что он к ней успел привязаться. Она заботливо укутала его, подкинула в огонь валежника и, так как туман, застлавший соседнее болото, нисколько не рассеивался, посоветовала Жермену прилечь у костра и соснуть.
– Вижу,
– Нет, это ты спи, – ответил Жермен, – а стеречь буду я, ни малейшего желания у меня нет спать, у меня сейчас полсотни мыслей в голове бродит.
– Полсотни – это много, – сказала девушка с легкой насмешкой, – немало есть людей, которые рады были бы и одной!
– Ну ладно, пусть на полсотни меня не хватит, но одна-то задумка по крайней мере есть, и вот уже час, как она ко мне прицепилась и никуда от нее не деться.
– А я вот вам скажу, какая, да и те, что перед ней были, тоже.
– Ну так скажи, Мари, коли ты угадала, скажи мне сама, мне приятно будет все от тебя услышать.
– Час тому назад, – сказала она, – вам хотелось есть… А сейчас вам хочется спать.
– Мари, я, правда, всего-навсего погонщик быков, но ты уже вообразила, что я и сам бык. Злючка ты, вижу, что не хочешь ты со мной говорить. Спи уж, это лучше, чем осуждать того, у кого невесело на душе.
– Хочется вам поговорить, так давайте поговорим, – сказала маленькая Мари и прилегла возле Пьера, положив голову на седло. – Вы настроены себя терзать, Жермен, а мужчине надо быть твердым. Чего бы я только не наговорила, если бы не противилась своему горю как только могу!
– Да, конечно, это-то и не дает мне покоя! Бедная девочка! Ты будешь жить вдали от родного дома, в этих мерзких местах, где только вересник да болота, где ты еще, чего доброго, подхватишь осеннюю лихорадку, где трудно вырастить овец, – а это всегда огорчение для пастушки, ей ведь хочется, чтобы дело-то ладилось; вдобавок ты будешь окружена чужими людьми, те, может, будут плохо с тобой обращаться, не поймут, какая ты хорошая. Знаешь, меня все это так мучит, что и сказать не могу, и мне хочется отвезти тебя к твоей матери вместо того, чтобы ехать в Фурш.
– В ваших словах много доброты, но ведь надо же быть и рассудительным, Жермен; не надо так бояться за своих друзей. Наместо того, чтобы говорить о том дурном, что меня ждет, вы бы лучше сказали мне что-нибудь хорошее, как тогда, когда мы закусывали у тетушки Ребек.
– Ничего не поделать! Тогда я думал так, а сейчас иначе. Лучше тебе выйти замуж.
– Этому не бывать, Жермен, я вам уже сказала, а раз не бывать, то я об этом и не вспоминаю.
– Ну, а представь себе, вдруг бы это и удалось? Вот рассказала бы ты мне, какого мужа ты себе хочешь, а я бы, глядишь, и нашел.
– Вообразить не значит еще найти. А я и не воображаю ничего, потому как все это без толку.
– Тебе, может, хотелось бы мужа богатого?
– Ну, конечно, нет, сама-то я бедна, как Иов {16} .
– Но
– Ну да, конечно, помогать матушке – это для меня главное.
16
…бедна, как Иов. – Имеется в виду библейский персонаж. Бедность была одним из испытаний, которым Бог подверг Иова, чтобы убедиться в его преданности.
– А кабы такой случай представился, ты бы согласилась, будь этот человек хоть и не очень молодой, не стала бы привередничать?
– Ну нет уж, увольте, Жермен. На такого я не соглашусь. Старика-то мне никак не полюбить!
– Старика-то ладно, к примеру взять человека моих лет?
– Ваши годы мне не подходят, Жермен; вы ведь намного меня старше. Бастьен – тот другое дело, хоть Бастьен и не такой красавец, как вы.
– Так тебе больше нравится Бастьен-свинопас? – сказал Жермен недовольным голосом. – Да у него ведь глаза все равно что у свиней, которых он стережет.
– Простила бы я ему его глаза за его восемнадцать лет.
Жермен почувствовал страшную ревность.
– Вот оно что, я вижу, ты неравнодушна к Бастьену, – сказал он. – Что там ни говори, все это какая-то чепуха!
– Да, это в самом деле была бы чепуха, – сказала маленькая Мари, покатываясь со смеху, – вот уж нескладный был бы муж. Только скажи что при нем, он чему угодно поверит. Я вот тут как-то в садике у господина кюре помидорину подобрала, а Бастьену говорю: какое, мол, яблоко красное, он возьми да и кусни сразу, будто век яблок не видал. Посмотрели бы вы, какую он рожу состроил! Господи, какой он тогда был дурной!
– Выходит, ты его не любишь, раз ты так над ним издеваешься?
– Ну, положим, это еще ничего не значит. Только я все равно его не люблю: очень он грубо со своей сестренкой обращается, да и грязнуля такой.
– Так, так! А другой никто тебе не приглянулся?
– А вам-то что, Жермен?
– Ровно ничего, так, к слову пришлось. Вижу, девочка, что у тебя уже есть кое-кто на примете.
– Нет, Жермен, ошибаетесь, никого у меня нет; придет время, может, и будет; только раз уж я решила, что замуж выйду тогда лишь, когда деньжат немного поднакоплю, то, значит, мне суждено выйти поздно и за старого.
– Так выходи за старого сейчас.
– Ну нет, тогда я сама уже не буду молодой, мне это будет все равно, а теперь нет.
– Вижу, Мари, что я тебе не нравлюсь, – сказал Жермен раздраженно и уже не соображая, что говорит.
Маленькая Мари ничего не ответила. Жермен наклонился к ней; девушка спала, она свалилась словно подкошенная, сраженная сном, как то бывает с маленькими детьми, которые засыпают, все еще продолжая что-то лепетать.
Жермен рад был, что она не расслышала последних слов; он понял, что сказал глупость, и теперь повернулся к ней спиной, чтобы немного отвлечься и подумать о чем-нибудь другом.