Чертово яблоко (Сказание о «картофельном» бунте)
Шрифт:
День стоял тихий и солнечный, отчего на озере не было даже малейшей ряби; вдоль берега — сотни лодок, многие были причалены, а на других копошились рыбаки, укладывая снасти и всевозможную наживку; некоторые смазывали уключины, видимо, готовясь к дальнему переходу через Вексу на Которосль, а то и на Волгу.
Более крупные купеческие суда стояли у причалов, что напротив юго-восточной части кремля. Там своя жизнь: покрикивают торговые приказчики, бегают по сходням дюжие ярыжки-грузчики да судовые бурлаки с кулями, тюками, бочонками… Ростов Великий — город суетный, торговый, и в то же время весьма религиозный, с исстари называющийся одним из духовных центров православной Руси, не случайно
Акинфий — мужик не из робких, а вот сейчас настолько заробел, что не знал, как в избу войти. Легче на медведя с рогатиной пойти, чем с какой-то юной девчушкой встретиться. И чего так разволновался, аж щеки порозовели.
И тут, как нарочно, на крыльцо вышла девушка с тугой пшеничной косой, перекинутой на правое плечо [13] . В руке ее была бадейка. Увидела бравого солдата, засмущалась и все же нашла в себе силы спросить:
— Уж не к нам ли, служивый?
13
Девичья коса должна непременно перекидываться только на правое плечо, ибо там находится ангел, на левом же плече сидит бес, черт, дьявол. Современные девушки, видимо, не зная этого обычая, зачастую носят косу на левом плече.
— К вам, Аришка… Силантий с Неонилой дома?
— Дома… Откуда мое имечко ведаешь?
— Ведаю, Аришка. Матушка рассказывала.
— Матушка?.. Уж не тетушка ли Матрена, что в Белогостицах живет?
— А ты догадливая. Никак, за водицей? Давай помогу.
— Да я сама. Журавль не тяжелый. Дядя Силантий сам и колодчик срубил. Ключик обнаружил. Водица вкусная, не то что из озера. Испейте.
— Непременно, Аришка.
Акинфий вытянул из колодца бадью, снял с крючка и поднес к губам.
— Хороша водица.
— А я что сказывала?
Зеленые глаза девушки наполнились веселыми искорками, и вся она, светлая, чистая, ясноглазая с первых же минут поглянулась волонтеру. Волнение его улетучилось.
— Меня Акинфием звать.
— Вот и славно. Матушка твоя добрая, всегда с подарочком ко мне приходит… В избу-то зайдешь, Акинфий, а то дядя Силантий скоро к вечернему лову будет снаряжаться.
— Конечно же, зайду, Аришка.
Со свадьбой тянуть не стали. Уж очень понравился Силантию и Неониле Акинфий, да и Аришке служивый пришелся по душе. Конечно, со свадьбой можно было бы и не спешить, но поторопила сама Аришка: купец Хлебников всюду выслеживает, в последний раз, когда из храма Успения выходила, четыре молодца Хлебникова помышляли Аришку «увозом» увезти, едва вырвалась. Но купец все равно не угомонится, что-нибудь, да и придумает, несмотря на законы «Судебника», ибо Аришка живет в дому Силантия приживалкой, а такому знатному купцу, когда воевода и приказный дьяк в первых друзьях, увезти деву — дело плевое.
Вот и пришлось Силантию Фомичеву пойти на спешную свадьбу, кою провели в доме жениха, предварительно обвенчавшись в сельской деревянной церкви Святого мученика Андрея Стратилата [14] .
Наверное, всех больше радовалась свадьбе мать Акинфия, Матрена. Наконец-то она в своей избе с любимым сыном и славной невесткой.
Уж так повелось: счастье бродит всегда с несчастьем. Через месяц у Акинфия зацвел картофель. Он с любопытством оглядел каждый куст и заметил на половине из них маленькие зеленые плоды,
14
Каменная церковь освящена в 1786 году.
«Что за диковина? — раздумывал он. — Неужели князь Шереметев перепутал вершки с корешками? Но ведь, кажись, он твердо сказал, что клубни созревают в земле. Вот и гадай теперь».
«Вершки» заприметил один из зевак-мужиков, который чуть ли не каждый день заглядывал через забор на заморский овощ, прослышав, что его сам царь Петр с великим удовольствием откушал.
Мужик поделился новостью со своим соседом, на что тот многозначительно изрек:
— Коль царь в охотку едал, то нам сам Бог велел. Давай сопрем.
— Сопрем! Токмо бы Акинфий не углядел.
— А мы ночью сопрем. Акинфий, хе, все ночи напролет с молодухой забавляется, а Матрену пушкой не разбудишь.
Своровали, а затем позвали дьячка Мирошку, что жил неподалеку возле церкви.
— Благослови, душа Божия, да вкуси райских яблочек. Их сам великий государь за милу душу уплетал.
— Отчего не вкусить, коль и бражка на столе.
Все трое, перекрестившись и прочитав короткую молитву, чинно сели за стол и схрупали зеленые плоды.
Первым схватился за живот дьячок Мирошка.
— Нутро выворачивает.
Не успел сказать и ринулся к лохани [15] , что стояла под висячим глиняным рукомойником с широким носиком. Затем вырвало и обоих мужиков. Лица у всех позеленели, как огурцы.
— Да это же отрава, православные. И брага не помогает. Сдохнем!
А затем на всех навалилась корча. Дело приняло бы дурной оборот, если бы одна из жен мужиков не сбегала за знахаркой. Та принесла скляницу какой-то мутной настойки и принялась вливать ее в рот мужиков. Двое с трудом приходили в себя, а вот зачинщик «царского кушанья» под утро скончался. Кое-как оклемавшийся Мирошка, чуть ли не ползком добрался до батюшки Николая. Выслушав дьячка, священник без обиняков [16] изрек:
15
Лохань — круглая или продолговатая деревянная посуда для белья, мытья посуды, сливания жидкости и др.
16
Без обиняков — говорить открыто, прямо.
— То дело Антихриста, кой указал переплавлять колокола на пушки, запретил «плакать иконам», отменил пост во всем русском воинстве, отобрал многие церковные земли, заменил святейшего патриарха учреждением Синода, и прочая, прочая! А ныне Антихрист повелел чертовы яблоки сажать, дабы и вовсе истребить православный люд. Святотатство вложено в голову царя погаными латинянами, а земляные яблоки и в самом деле бесовские, ибо слово «картофель» выведено из двух немецких слов. «крафт» — сила и «тайфель» — дьявол. Уразумел, что получается, Мирошка?
— Дьявольская сила, отче.
— Во-от! — вскинул длинный перст над головой священник. — Взращивает богомерзкий Акинфий, по наущению Антихриста, дьявольские яблоки — нечистый плод подземного ада.
— Ужель мириться, отче? Один уже помер, другой на ладан дышит, да и я, — дьячок шмыгнул утиным носом, — поди, не жилец.
— Кличь звонаря, Мирошка. Пусть в сполошный колокол ударит. Поучение буду прихожанам глаголить, а чертово яблоко предам анафеме.
— А что с самим Акишкой?