Чертовски знаменита
Шрифт:
Торговец, у которого, хотя ему не было и тридцати, во рту остались всего два или три сиротливых зуба, жизнерадостно усмехнулся.
– Ладно, ребятки, – сказал он, передавая бутылочку Тодду. – Вот и тебе! Твоя очередь.
Как только наркотик подействовал, мальчики немедленно почувствовали эйфорическое гудение в голове и начали в шутку тузить друг друга кулаками и прыгать по комнате с радостными воплями.
– О'кей, о'кей, ребятки, теперь шагайте отсюда, поняли. – Торговец не собирался тратить время на обдолбанных подростков,
Довольные парни покачиваясь выбрались на полутемную улицу. Оказалось, что, кроме них, белых там не было видно. Несмотря на то что до Фэйрфакса и Вайна было всего несколько кварталов, небоскребы деловой части города еле просматривались сквозь желтый ядовитый смог. Из трещин на асфальте росла трава, а вдоль улицы стояли остовы полуразобранных машин. Лавка торговца наркотиками находилась рядом с продовольственным магазином с настолько разрисованными стенами и окнами, что среди них было едва заметно объявление на испанском о сегодняшних ценах. Около магазина было мало покупателей, но рядом к стене прислонились двое подростков-мексиканцев. Они с презрением уставились на двух белых парней.
– Эй, сопляки, – крикнул тот, что повыше, и швырнул в Томми сигаретой, – какого черта вам здесь нужно?
Зажженная сигарета упала на незашнурованную кроссовку Томми. Он сбросил ее и испепелил парня взглядом.
– Сказал же, кончай тут болтаться, мужик, это наша территория. Сам знаешь.
– Ну и что? – Томми попробовал продолжить путь, но один из парней загородил ему дорогу. Как из-под земли появились еще трое мексиканцев.
Мимо пробежала девушка не старше четырнадцати лет с верещащим младенцем под одной рукой и пакетом с продуктами под другой. Тодд, выкуривший меньше Томми, сохранил еще остатки разума. Он настойчиво подтолкнул Томми:
– Пошли отсюда быстро. Это не наш район. – Но осмелевший от кокаина Томми уходить не собирался.
– Ах ты дерьмо, – прорычал он, – мексиканское дерьмо.
– Ты это мне, чувак? Мне? – Высокий парень выступил вперед, размахивая бейсбольной битой, которую подсунул ему один из приятелей. – Шел бы ты с моего участка, чувак. Убирайся отсюда к такой-то матери, чувак, иначе тебе не сдобровать, слышишь?
Томми сделал еще шаг вперед.
– Как же, как же! Ну и что ты можешь, ублюдок поганый? Что вообще может такой урод-мексиканец вроде тебя, а?
Тодд в ужасе смотрел на Томми. Оскорблять банду мексиканцев на их собственной территории было равносильно самоубийству.
– Я сматываюсь, мужик, – прошипел он. – В один момент. Тебе бы лучше тоже это сделать, потому что здесь нам никто не поможет.
– Катись колбаской, трус гребаный. – Томми не отводил взгляда от мексиканца. – Я и один справлюсь.
Тодд не был трусом, но он не был и идиотом. Схватив приятеля за руку, он сделал еще одну попытку увести его. Но Томми вырвался.
– Отвали,
– Милостивый Боже, – прошептал Тодд, нажав на тормоза.
Как раз была в разгаре любовная сцена, когда Бренда вытащила Катерин со съемочной площадки.
– Томми избили. – Бренда старалась говорить спокойно. – Он в больнице, – добавила она, разразившись слезами.
Катерин почувствовала, как задрожали колени.
– Мы должны поехать к нему. – Катерин вся застыла от ужаса. – Найди машину, мне плевать, что скажет Гейб или кто другой, я еду к сыну.
Пока они на огромной скорости двигались к больнице, Бренда рассказала Катерин то, что узнала от полицейских.
– Он сильно пострадал? Говори правду, Бренда.
– Я сама мало знаю. Они лишь сказали, что его здорово избили и что он в реанимации.
– Реанимации, – прохрипела Катерин. – Милостивый Боже.
Их встретил мрачный доктор Линдсли.
– Держитесь, Катерин. Боюсь, у меня плохие новости.
– Как Томми? Он будет жить?
– Он сильно пострадал. Множественные ушибы мозга, сломанная ключица, разбиты обе коленные чашечки и…
Доктор Линдсли обменялся взглядами с Брендой.
– И? И что?
– И он находится в коме.
Катерин побелела еще больше, а Бренда так сжала ее руку, что ее ногти впились в ладонь Катерин.
– Коме? Что это значит, доктор?
– Это значит, что его мозг получил такую травму, что отключился.
– И сколько это продлится? – Единственный опыт Катерин с комой был ее собственный, в сериале. Она лежала в больнице с забинтованной головой, в полном макияже, с ярко-красными ногтями. Кома длилась примерно неделю.
– Трудно сказать, – объяснил он. – В каждом случае по-разному, но все зависит от ближайших суток. Если Томми придет в сознание за этот период, тогда у него есть шансы.
– На что шансы? – Страх раздирал ее.
– Шансы выжить.
– А как вы их оцениваете сейчас, доктор? – тихо спросила Бренда, у которой слезы ручьями текли по щекам.
– Фифти-фифти. Все зависит от ближайших суток. Но вы должны пойти и взглянуть на него, Китти. Самое лучшее, что вы можете для него сделать, это сидеть и говорить с ним.
Абсолютно белую, находящуюся в шоке Китти провели в реанимационную палату, и она не смогла сдержаться, чтобы не вскрикнуть. Со всех сторон к Томми тянулись трубочки, кругом стояли капельницы. Голову ему выбрили, а закрытые глаза опухли и почернели. Ноги в бинтах приподняты.