Чертовски знаменита
Шрифт:
Послышался стук в дверь ее гардеробной, и вошел, слегка прихрамывая, Томми.
– Слушай, мам, можно, я возьму ключи от «мерседеса»?
– Дорогой, почему бы тебе не поехать на своей «вольво»? – Она подарила ему на шестнадцатилетие эту машину, и он ею ужасно гордился.
– Мам, извини. Я оставил ее в мастерской, я, это, попал в небольшую переделку.
– Насколько небольшую? – Она быстро оглядела Томми, чтобы убедиться, что он не принимал наркотики, но сегодня он выглядел просто замечательно, весь чистый и невинный.
– Да ерунда… какой-то
– Хорошо, дорогой. – Она вздохнула. – Ключи у Жан-Клода. Сейчас пойду и возьму.
Она молча взяла ключи с прикроватного столика со стороны Жан-Клода, стараясь не разбудить его, но он мгновенно проснулся и резко открыл глаза, схватив ее за руку с проворностью дикой кошки.
– Что это ты делаешь, cherie?
– Беру ключи от «мерседеса» для Томми.
– Почему ты разрешаешь ему брать мою машину?
– Дорогой, это не твоя машина, это моя машина. Она у меня уже четыре года.
– А, ну да, разумеется. Все равно, ты не должна давать безответственному шестнадцатилетнему сопляку, который балуется наркотиками и ввязывается в драки с бандитами, машину ценой в тридцать тысяч долларов, чтобы он валял дурака. Пусть поедет в машине горничной.
Катерин видела, что вот-вот возникнет новая ссора, несмотря на недавнюю страстную любовь, о чем еще напоминали скомканные простыни. Она швырнула ключи на постель. Сегодня она больше не могла ссориться.
– Я не собираюсь спорить. Ты устал и явно страдаешь от похмелья. Только не забывай, что Томми – мой сын, и, если я захочу дать ему мою машину, я это сделаю, черт побери.
– Ты его вконец испортила.
– Я не нуждаюсь в том, чтобы ты меня учил, как воспитывать Томми, равно как я не хочу, чтобы ты мне снова испортил настроение. Если ты собираешься себя так вести, то нам лучше провести этот день врозь.
– С радостью, cherie. – Он пожал плечами и снова забрался под одеяло. – Если ты так хочешь.
Катерин в сердцах хлопнула дверью. Сказала Томми, что он может воспользоваться побитым «фордом» Марии, потому что «мерседес» нужен Жан-Клоду, и постаралась не обращать внимания на его надутую физиономию.
Китти после страстной нота собиралась весь день провести с мужем. Теперь она решила отвлечься от неприятностей и поплавать в бассейне, но забыла про десяток рабочих, снимавших тент и убирающих сад после вчерашнего разгула. Кругом был беспорядок: ящики, грузовики, разбросанная еда, перевернутые столы. Мария усердно терла белый ковер в гостиной, стараясь удалить пятна от еды, вина и пепла. Китти лишь диву давалась, насколько неряшливы отдельные гости, некоторые даже бросали сигареты на ковер и тушили их каблуком. Она передернула плечами. Какого черта? Пусть этот проклятый дом хоть на части разваливается. Особенно если учесть, что каким-то ужасным образом на части разваливалась
Она вернулась в спальню, единственное оставшееся убежище. Жан-Клод опять спал; Катерин решила, что он проспит до полудня. Весь день был в ее распоряжении. Она может заняться ремонтными работами, которых все настоятельнее требовали ее лицо и тело. Она также поработает над сценарием и натает готовиться к поездке в Париж.
Париж! Ее самый любимый город в мире. Совершенно новое кино, совершенно новое приключение. Скорее бы начать. Ей не хотелось думать о неприятностях в отношениях с Жан-Клодом, за которого она едва успела выйти замуж. Ее сила и ее слабость были в том, что она могла закрыть глаза на те неприятности, которые предпочитала не замечать.
– Я подумаю об этом завтра, – прошептала она самой себе.
ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ
Перед началом съемок сериала «Все, что блестит» они остановились в Палм-Бич. Катерин выбрали Гуманисткой года в благотворительном заведении, занимающемся людьми с болезнями сердца, отметив тем самым ее вклад. Отец Катерин умер от инфаркта, так что это дело было ей очень близко. Остановились они в гостинице «Брейкерс», классически элегантной и наиболее популярной в Палм-Бич.
– Все билеты проданы. – Бренда помогала Катерин облачиться в черное с серебром и стеклярусом вечернее платье, а местный парикмахер тем временем занимался ее прической. Гарри Уинстон прислал двух охранников с огромным подносом драгоценностей, чтобы Катерин могла выбрать, что надеть на вечер.
– Они обожают тебя, душечка! Все эти престарелые трясущиеся дамы с аристократическими манерами и древние вдовцы из знатных семей, а также вся эта публика, сделавшая все возможные в Палм-Бич подтяжки, будет там сегодня, – говорила Бренда. – Они станут очень внимательно к тебе присматриваться, так что ты должна выглядеть фантастически.
– Я пытаюсь. – Китти поморщилась, когда Бренда попыталась застегнуть молнию на платье. – Дьявол, я в этом платье, как в тисках.
– Чтобы быть красивой, приходится…
– Страдать, да, я знаю, – поддразнила ее Китти. – Но это платье прямо из времен испанской инквизиции.
– Ты действительно похудела даже больше, чем требовалось. Выглядишь потрясающе.
– А тебе не кажется, что я стала слишком уж плоскогрудой? Может, засунуть пару прокладок, чтобы выглядеть посисястее?
– Не мели ерунды. Это платье делает тебя элегантной, для этого сиськи не нужны. Ты же не Долли Партон. – Но, наблюдая, как Катерин поправляет вырез на платье, Бренда не выдержала. – Китти, не позволяй Жан-Клоду заставлять тебя комплексовать по поводу твоего тела. Ради Бога, перестань сомневаться в себе лишь потому, что какой-то лягушатник сказал, что ты плоскогрудая.
– Да, я все понимаю, но ведь ты знаешь Жан-Клода, ему подавай все идеальное, особенно для этой роли. Он хочет, чтобы я соответствовала на все сто процентов.