Чертовы котята
Шрифт:
Мы долго не могли оторваться друг от друга. Я запыхалась, его шапочка соскользнула на землю, и оказалось, что он выбрит под ноль. Имя было то же, что и тогда в Швейцарии, но передо мной стоял совершенно другой человек.
— Ты распечатала карты?
— Да, и флешку взяла.
Я сняла рюкзак, мы присели на поваленное дерево, изучая бумаги.
— Эти башни просто околдовали меня. Не могу понять, кто их построил и зачем. К тому же их нет ни на одной официальной карте.
— Может, кто-то просто развлекался, отмечая таким образом самые высокие места в Коппарняси?
—
— Зачем тебе тайник?
— Чтобы спрятать то, за чем охотится Гезолиан, — изотоп СР-девяносто, — ухмыльнулся Давид. — Ты же знаешь, что я передал Европолу только три четверти вещества.
— Какого черта? — Мне было совсем не смешно. — Эта дрянь должна храниться в более безопасном месте, где-нибудь на глубине нескольких километров! И чего ты хочешь добиться с ее помощью?
— Хочу выманить Гезолиана. Он поведется на изотоп.
— Гезолиан и сам мечтает поймать тебя. — Я отодвинулась от Давида. — Знаешь, ведь мне удалось убедить его, что я теперь в его лагере. Пусть он и дальше так думает, хотя на самом деле я, разумеется, всегда буду на твоей стороне. Ты можешь мне доверять, но могу ли я на тебя полагаться? Ты даже не рассказал мне, почему Сюрьянен так интересуется планами по Коппарняси. Юрий и тот сказал больше. Ранней весной они с Сюрьяненом ездили здесь на мотосанях и мерили счетчиком Гейгера уровень радиоактивности. Может, Гезолиан узнал, что ты прячешь здесь изотоп?
— Вряд ли. Он так хорошо упакован, что от него нет никакого излучения. Ты думаешь, я стал бы подвергать местность опасности радиоактивного загрязнения? Вот поэтому-то я и хочу поймать Гезолиана. Он так небрежно обращается с изотопом, словно ему нет никакого дела ни до окружающей природы, ни до людей.
— И ты в одиночку решил отправиться в крестовый поход? Ни правительство, ни политики об этом не знают?
Давид не ответил, внимательно разглядывая чертежи. Я вновь ощутила усталость от его недоверия. Неужели он и в самом деле думал, что я готова продать его голову Ивану Гезолиану?
— Гезолиан жил здесь ребенком, когда эта территория принадлежала Советскому Союзу, — сказала я, не в силах вынести затянувшееся молчание. — Может, не в самом Коппарняси, но где-то в Порккала.
— Совершенно верно. Во время войны здесь все сожгли дотла, но я думаю, в скалах существуют тайники. Или же в развалинах старой усадьбы. Речь не идет о том периоде, когда эта территория относилась к Советскому Союзу, поскольку в семидесятые годы, когда здесь планировалось построить атомную электростанцию, все тщательно исследовали. Может, в детстве Гезолиан нашел хорошее место для тайника и теперь хочет им воспользоваться. Поэтому-то он так и стремится стать владельцем этой земли, а бизнес Сюрьянена для него просто прикрытие.
Давид повернулся поцеловать меня, но поцелуй вышел какой-то официальный, без обычной страсти.
Я почувствовала глубокое разочарование и отодвинулась еще дальше.
— Сколько ты пробудешь в Финляндии?
—
— Гезолиан собирается приехать на майские праздники в Лэнгвик. Сейчас рискнем или позже?
Если честно, у меня не было личных причин заманивать Гезолиана в ловушку. Да, он был бандитом, но руки Давида тоже в крови. И какое я вообще имела право обвинять кого бы то ни было? Я снова услышала в глубине души внутренний голос. Раньше это был голос Майка Вирту, теперь же со мной говорил Теппо Лайтио.
«Черт побери, девочка, я-то всегда считал, что ты умеешь здраво мыслить и отличать бандитов от порядочных людей, вынужденных воевать с ними! Не расстраивай меня».
— Я должен подумать. У меня еще нет конкретного плана. И к тому же я отвечаю за Дейвидаса. Раньше мне было все равно, останусь я в живых или погибну, но с его появлением все изменилось. Только не пойми меня неправильно, Хилья! — Давид обнял меня и прижал к себе. — Я и правда очень скучаю по тебе и стремлюсь встретиться с тобой при малейшей возможности. Но ведь Дейвидас еще ребенок, которому нужна моя любовь и забота. Я знаю, ты без меня справишься, а он — нет.
Глаза Давида казались двумя огромными темными ямами, лоб перечеркивали глубокие морщины. После зимы кожа на лице была бледной, без следов былого средиземноморского загара. Я попыталась представить, каким он будет в семьдесят лет, если, конечно, доживет до этого возраста. Наверное, глаза станут еще более глубокими, взгляд жестким, а лицо покроется сеткой морщин.
— Пойдем пройдемся до развалин усадьбы. Там может быть что-нибудь интересное.
— Наверное, ты спрятал здесь свой изотоп? В этой каменной башне? Когда? А, знаю, прошлой весной, когда приезжал навестить друзей моей мамы. Ты тогда еще кое-что заказал. — С этими словами я вытащила из внутреннего кармана рюкзака кольцо. — Зачем, Давид?
— Зачем вообще мужчины дарят женщинам кольца? — Он устало улыбнулся. — Я тогда считал, что Гезолиан оставил меня наконец в покое. И еще я решил выяснить, почему твой отец убил твою маму. Я старался разговорить людей, представившись исследователем, который на общеевропейском уровне занимается проблемой убийств в семье. Тогда я мечтал, что мы с тобой наконец сможем жить вместе. Но моим надеждам не суждено было сбыться. Зато я сумел оставить тебе кольцо. Я не могу ничего обещать, но, может быть, ты разрешишь мне надеть его тебе на палец? — Он вопросительно взглянул на меня, взял с моей ладони кольцо. — Я заказал его по фотографии у одного ювелира в Сиене. Надеюсь, оно тебе подойдет по размеру.
Я позволила ему надеть кольцо на мой безымянный палец левой руки. Луч солнца упал на рубины, и они сверкнули, словно пламя костра.
— Носи его, когда хочешь или когда сможешь. Но не считай себя связанной.
Он наклонился и снова поцеловал меня с прежней страстью и нежностью. Он обнял меня, крепко прижавшись, я почувствовала тяжесть его тела и тепло его рук. Над нами стрекотала сорока, шелестела листва деревьев.
— Пойдем в гостиницу, — предложила я. — У меня не так много времени.