Чертухинский балакирь
Шрифт:
Тут же, видно, ведьме на старости лет под хвост попала вожжа, и она немного срахнулась: главное - рук никак не разнять, завязались они у Петра Кирилыча на шее, как бант какой праздничный, и Ульяна все шепчет, все шепчет ему в самое ухо, только что она шепчет, ничего хорошо не разберешь.
Видит Петр Кирилыч, что дело выходит совсем не на шутку, и потому немного приподнялся с завалка, чтоб как-нибудь освободиться от Ульяниных рук: крикнуть нельзя - людей насмешишь, а Петр Кирилыч задумал жениться.
– В дом возьму, ненаглядный Петр мой Кирилыч!.. Не гляди на меня, что бобылка!..
–
– шепчет и Петр Кирилыч.
– Али брезгуешь?
– Не срами на людях… слышишь, пусти!
И вздумал было рвануться, но не такие руки были у бобылки Ульяны. Почуял Петр Кирилыч, что немного еще, и он задохнется в этой бобыльей петле, так и не женившись на какой-нибудь чертухинской крале.
"Осподи Суси!" - сказал Петр Кирилыч сам про себя.
Уж то ли устала Ульяна держать силком Петра Кирилыча за воротки, то ли еще почему, только сразу руки Ульяны словно размокли и стали покорные и бессильные, как девичьи в первую ночь.
Петр Кирилыч освободился от них и плюхнул вниз на завалок; оконце тут же захлопнулось над головой, и еле слышно из-за стекла Ульяна, придерживая станушку на бобыльей груди, пригрозила:
– Подожди, балакирь, свое я возьму!..
Петр Кирилыч плюнул ей под окно и подошел к девкам поближе…
*****
Встал Петр Кирилыч возле самого круга и заложил для форсу ножку за ножку: так много красивей!.. Уставил непривычно на девок глаза, и в голове у него от ихнего круга тоже стало вроде как немного кружиться… Очувствовался он, когда у самого носа увидел большой, как завертка в оглобле, Максяхин кулак и у самых глаз его нескладную рожу с кривым ртом, с зубами на улицу, с губами-шлепанцами и с носом, похожим на земляную лягушку: шли у Максюхи по носу такие пупырья, как у лягушки на спинке!..
– Что, балакирь, девок пришел отбивать?.. А вот этого опробовать хошь?..
– Что ты, Максях?..
– Живо получишь!..
– Я так… поглядеть!..
– Знаем мы эти поглядки… Мавра тобой девкам все глаза протыкала!.. Выбираешь, поди, какая по вкусу… Видно, губа не дура!.. Только попробуй, я те пробор-то причешу по-другому!..
А у Петра Кирилыча и впрямь по русым кудрям хорошо ложился пробор: прям, как дорожка во ржи, и уж не так он его и холил, а видно, добрая мать еще в зыбке любящей рукой разгладила его навсегда!..
– Ей-богу, Максим, понапрасну!..
Парни глядят на них и смеются, что дальше будет - интересно, а девки по-прежнему безучастно плывут по чуть пробившейся травке и поют хороводную - синее море… Таков уж девичий обычай: девки в хороводе песни поют, а парни возле них кольями дерутся - пускай их, лишь бы нас не тронули!..
– Катись!
– крикнул Максяха в самое ухо Петру Кирилычу и повернул его за плечи, колонув в спину коленом, но Петр Кирилыч не повалился, только шатнулся немного и пошел от хоровода не спеша, впервые почуяв, что такое обида и горечь ни за что ни про что.
Зашагал он прямо по улице и на середине села свернул по лесному выгону в поле, за которым в то время много ближе к селу стоял наш дремучий чертухинский лес…
Опустил Петр
Слышит Петр Кирилыч громкую песню, которую хоровод затянул у него за плечами: парни запевают, вроде как спрашивают, девки подхватывают, вроде как отвечают…
– Наш чертухинский балакирьРаспустил с полатей враки!..– Говорит, что он мужик:На боку весь день лежит!.."Правду говорит Мавра: жар упустил!
– сказал сам себе Петр Кирилыч, слушая заливистые девичьи голоса.
– Что правда, то правда!.."
Идет Петр Кирилыч непокрытый, в одной рубашке, без пояса, под рубаху ему весенний теплый ветерок поддувает, и месяц смотрит на него с самой середки неба, и губа у месяца будто съехала в сторону, смотрит он на Петра Кирилыча и тоже смеется…
Завертелась у Петра Кирилыча снова в голове разная блажь, с которой и прожил он весь свой век, как иной проживет его с бабой…
*****
И не заметил Петр Кирилыч, как вошел он по большой дороге в опушку. По опушке стояли розовым клубом прилесные ольхи, и сквозь них серебрились изредка гладкими точеными стволами осины, рудела сосна и червонела елка, бог знает зачем вышедшие сюда на прилесок из матерого леса…
В лесу все как помолодело с весной и теперь млеет умытое и обогретое в весенней теплыни и расправляет в земле захмелевшие корни… Скоро лес пошел густой и высокий, дорога просунулась меж еловых стволов, вытянутых в струнку, как солдаты на часах, и между ними становилось все темней и темнее…
Вдалеке по-прежнему ухал сыч-ухало, утки на реке заливисто крякали и селезни дрались, трепыхая на воде за версту крыльями…
"Как бы ведмедь не заломал", - подумал Петр Кирилыч, остановившись, огляделся кругом и увидел, что уже дошел до самой Густой Елки на просеке и что дальше будет Светлое Болото, на котором и жил в та поры леший Антютик…
"Да чего доброго, вместо ведмедя самого бы не встретить!.."
Вот в эту-то ночь как раз и встретил Петр Кирилыч Антютика в лесу, а может, и сам он к Петру Кирилычу вышел, потому что, как увидим потом и не сразу, было у этого Антютика к Петру Кирилычу дело…
*****
Прилег Петр Кирилыч на мох под Густой Елкой и загляделся наверх, а вверху все горит и сияет, как на каком празднике, зве-езд - до лешей матери, и на самой середке неба, как напоказ, остановилась луна…
"Отчего это только луна круглая?
– спросил сам себя Петр Кирилыч, -ишь ведь какая, словно обточенная!.."
– Есть о чем подумать, нечего сказать!.. Эх ты, балакирь!
– услышал вдруг Петр Кирилыч совсем рядом с собой насмешливый голос.
В лесу тихо, рядом никого нет, и не видно, чтобы и поодаль кто-нибудь был, а голос…