Черты и силуэты прошлого - правительство и общественность в царствование Николая II глазами современника
Шрифт:
На съезде этом, насчитывающем до 230 членов, все еще участвуют некоторые представители умеренно — либерального крыла общественности, но остаются они по всем обсуждаемым вопросам в ничтожном меньшинстве. Тут всецело властвуют радикалы все с тем же Милюковым во главе. С присущим ему необыкновенным проворством пера составляет он проекты резолюций, столь искусно редактированные, что к ним примыкают лица по существу вовсе их не разделяющие. Проявляет он при этом и ту настойчивость, то упрямство, которыми наша мягкотелая общественность в большинстве своем не обладает и перед которой, отчасти из лени, отчасти из соображения «да не все ли равно», устоять не в силах.
На съезде этом правительство Витте, или, вернее, он сам, все еще почитается орудием, через посредство которого можно достигнуть своих целей. Цель же, как сказано, одна — быть самим у власти, и ставится она вполне определенно: «Можем ли мы настаивать, чтобы нам сейчас вступить в правительство?» — спрашивает собрание И.И.Петрункевич,
Тщетно убеждает кн. Е.Н.Трубецкой заменить в резолюции выражение «завоевание народа» словами «приобретение народа», указывая, что термин «завоевание» характеризует революционное состояние страны, что может повести к краху русских финансов в представлении западных денежных кругов.
Тщетно будущий лидер октябристов А.И.Гучков говорит о невозможности отмены военного положения в Польше, «где, как хорошо известно, происходит вооруженное восстание».
Тщетно стремится тот же Гучков убедить лидеров радикальной общественности присоединить в резолюции к словам «съезд требует отмены смертной казни» слова «и безусловно осуждает насилие и убийства как средство политической борьбы».
Все это большинство съезда отклоняет, обнаруживая, таким образом, ту аморальность, то отсутствие патриотизма и даже государственности, которыми кадетизм проникся с самого своего основания. Решительно ту же позицию занимает и радикальная, руководимая кадетами печать.
«Было бы непростительной ошибкой, — говорят «Русские ведомости», — если бы русское общество отнеслось совершенно отрицательно к стачечному способу борьбы за интересы политической свободы или социального прогресса».
Требования об упразднении полиции, об роде войск та же пресса развивает и иллюстрирует соответственными картинами и даже не подобранными, а просто вымышленными фактами. Так, в ее изображении все происходящие ярко революционные, не терпимые ни в одной стране, какой бы свободой ни пользовались ее граждане, выступления они называли мирными манифестациями «народа, выражающего свою радость по поводу признанных за ним гражданских прав», а удерживавших эту толпу от бесчинств казаков — ордой опричников. Так же характеризуется и полиция, когда, например, в Москве она не дозволила революционерам насильно освободить политических, заключенных в тюрьме, что у Каменщиков.
Случайно убитый во время движения этой толпы еврей[533]Бауман превозносится как борец за свободу, а ежедневное убийство стражей порядка замалчивается, если не восхваляется. Похороны Баумана, организованные социал-демократами с необычайной пышностью, где произносятся речи, открыто призывающие к вооруженному восстанию, описываются как трогательное проявление народной любви к «борцам за свободу»[534].
Бесподобны по невероятной лживости и помещенные в радикальных органах корреспонденции с мест. «Профессорский орган» «Русские ведомости», ничтожесумняся, устами своего корреспондента утверждает, что в Одессе «избивают 70летних стариков и грудных младенцев». Описывая, как в этом городе были прекращены занятия в среднеучебных заведениях, корреспондент пишет: «Веселой оживленной толпой ученики повсюду «снимали» своих товарищей. Орава городовых бросилась на детей с обнаженными шашками, рубила и палила из револьверов. Полилась кровь, кровь маленьких детей…» («Русские ведомости», 30 октября 1905 г.). Не отстает от своих корреспондентов и редакция газеты. «Везде повторяется то же самое, — утверждает она, — манифестанты мирно идут по улице, провозглашая свою любовь к свободе, как вдруг на них без предупреждения и вызова налетают казаки и начинается дикая расправа».
Сплошное извращение фактов и событий разжигает легковерных, а в особенности уже заранее определенно настроенных читателей и, конечно, усиливает всеобщее брожение, порождает революционный экстаз. Происходит какое-то само-взвинчивание как против существующего строя, так и против всех его сторонников, которые сплошь признаются либо за природных кретинов, либо за отъявленных мерзавцев, а чаще всего за тех и других вместе.
На этой почве искусственно создается в известных кругах вполне искреннее негодование ко всяким выступлениям правых организаций, а тем более к образуемым ими патриотическим манифестациям. По отношению к ним словарь прессы
В то время как толпа, идущая под красным знаменем, именуется «народом, выражающим свою любовь к свободе», манифестанты, несущие царский портрет, обзываются хулиганами, набранными из общественных подонков.
Когда образуются вооруженные боевые дружины рабочих, радикальная пресса это замалчивает, когда же в Москве «Союз русских людей» задумывает организацию дружин порядка и духовная власть разрешает объявить прихожанам с амвона, что принимается запись в эти дружины, та же пресса исступленно взывает к власти о «прекращении такого безобразия», и это к той самой власти, ухода которой она тут же требует.
Между тем как ни расценивать руководителей правым встречным движением, но нельзя не признать, что работа их в то время имела значение и сыграла свою роль.
Я, конечно, имею в виду не ту правую организацию — «Отечественный союз», о которой я говорил в предшествующей главе. Работа ее продолжала быть салонной, кустарной, неумелой и значения не имела, хотя попытки выступить на общественную арену и были ею предприняты. Устроила она публичное собрание своих членов в малом зале Дворянского собрания, но публики она собрала немного — около 100 человек. Другое публичное собрание было организовано ими в зале «Русского собрания» на тему об автономии Польши и прошло с большим успехом, причем нашло и отклик в прессе. Малоутешительны были попытки выступить самостоятельно в прессе. Первоначально останавливались на мысли выпускать особые прибавления при какой-либо существующей газете. Такая газета нашлась, а именно издаваемая А.А.Сувориным «Русь», но соглашение с ней после выпуска двух прибавлений было редакцией нарушено. Тогда решили издавать собственную еженедельную газету, имея, однако, в кассе лишь несколько тысяч рублей. Наняли редакционное помещение, завербовали нескольких молодых людей для дежурства в редакции и приема посетителей, обзавелись даже мальчишками-разносчиками и облекли их в особые картузы, на которых гордо красовалось название газеты «Отчизна»[535]. Затея эта оказалась, как, впрочем, предвидели это вперед, безнадежной. Подписчики исчислялись скромными десятками, розничная продажа была ничтожная, средства скоро иссякли, а посему газета по выходе, если не ошибаюсь, шести нумеров мирно почила. Как это, однако, ни странно, но даже этот ничтожный и безвременно почивший орган печати заинтересовал отдельных лиц, которые письмами в редакцию и личным ее посещением выказывали сочувствие проводимым в этой газете мыслям. Небезынтересно, что главным объектом нападок этой газеты был не кто иной, как председатель Совета министров Витте, между тем хотя редактором ее и был журналист Глинка-Янчевский, но составлялась она и издавалась почти исключительно лицами, состоящими на государственной службе и даже занимавшими на ней довольно видное положение.
Гораздо удачнее была возникшая в частном кружке правой молодежи мысль издавать карикатурный журнал в противовес таким же журналам открыто революционного характера. Завелось последних множество, причем они постоянно изменяли свое название, так как продавцов этих сатирических журналов, коль скоро выяснялся их характер, городовые усердно ловили и листки эти от них отбирали. Появился у продавцов этих журналов даже особый спорт в смысле тайной из-под полы продажи своего товара в непосредственной близости бдительного полицейского ока. При этом цена на них возросла неимоверно, доходя до 10 рублей за номер, но приобретались они преимущественно для составления драгоценных в будущем коллекций. Отличались эти журналы чрезвычайной дерзостью и лиц, стоявших у власти, изображали в грубо оскорбительном виде, но действительного остроумия обнаруживали мало. Осмеивали власть и правые карикатуристы в затеянных ими двух сатирических листках, именовавшихся «Виттова пляска» и «Плювиум»[536], но, разумеется, с другой стороны, а именно высмеивая ее дряблость и позорную трусость. По идейности и остроумию журнальчики эти были во много раз выше революционных и раскупались весьма бойко. Зло и метко подмечали они и основные свойства кадетской партии. «Уступи мне, а не то «он» бросит в тебя бомбу» — такова была подпись под рисунком, изображавшим кадет, стремящихся завладеть престолом, и стоящего на втором плане социал-революционера, держащего бомбу в руках. Загрести жар чужими руками — вот чего желали кадеты, но ненадолго — роли переменились.
Довольно терпеливо снося руготню по своему адресу революционных зоилов, Витте положительно не мог переварить критику, исходящую справа. Неоднократно обращался он к Дурново с требованием принять против сатириков суровые меры, но Дурново оставался на это неизменно глух, хотя и сам подвергался насмешкам юных юмористов, и причем знал, кто они.
Стремилась в это время объединиться и создать оплот против надвигающейся разрухи разумная, государственно мыслящая часть либеральной общественности. Ею образуется в Петербурге клуб общественных деятелей, собравший при своем открытии до 500 человек. Собрание это выражает готовность поддержать правительство, выносит резолюцию, осуждающую забастовки, но влияния на ход событий клуб этот за отсутствием у него связей в широкой общественности не оказывает.