Червь времени (Подробности жизни Ярослава Клишторного)
Шрифт:
– Я к Бубнову, - ответил на вопросительный взгляд Калерии Слава.
– Я быстро, - успокоил он директора.
– А что у нас с Бубновым, Калерия Борисовна, - сказал директор без вопросительной интонации.
– В обморок упал, Рафик Талгатович, перед самым первым уроком. Ничего серьезного - с Костей неожиданно встретился, не успел подготовиться.
– Твоя работа, Клишторный, - пошутил провидчески директор.
– Знаю я тебя, - пригрозил он толстым и густо поросшим черными волосами пальцем.
Чайник выплюнул еще одну водяную порцию, ванночка переполнилась и Калерия выдернула шнур. Розетка вывалилась
– Будешь чай, Слава?
– спросила она.
– Бубнов спит еще после укола.
Слава сдвинул расклеившуюся коробочку с тонометром, покосился на череп, присел на краешек стула. Мензурка с заваркой оказалась горячей - Калерия долго дула на пальцы, другой рукой роясь в столе. Ничего лучше краешка собственного халата она не нашла, расстегнула нижнюю пуговицу, взялась через полу за склянку и плеснула в чашки. Слава вытянул шею, но ничего интересного, кроме желтых брюк с голубыми ветками сирени, он под белым халатиком не увидел.
– Бубнов, Бубнов, - пробормотал директор, сцепив руки на затылке.
– Шаманская фамилия, какая-то. Он, случайно, не ненец?
– Откуда у нас немцы, Талгат Рафикович?
– удивилась медсестра.
– Кто бы осмелился? У нас и оценки совсем другие - у нас пятерка, а у них это значит - двойка.
– А он двоечник?
– оживился директор.
– Не знаю я, - смутилась Калерия, - Как, Слава?
– Хорошист он, твердый, - твердо сказал Слава, - а по физкультуре у него только пять.
– Немцы не позволили бы, - уверенно заявила Калерия.
– Они вон как на Олимпиаде выступили в плавании. И легкоатлеты у них очень сильные. И гандболисты.
– Немцы?
– переспросил директор.
– Спасибо, Калерия Борисовна. Очень хорошо, просто замечательно! Позвольте, какие немцы? При чем тут немцы? У немцев шаманов нет.
– Нет у них шаманов, Рафик Талгатович, - подтвердил охотно Слава.
– Но оценки у них другие, это точно.
Придерживая чашку, от подсолнухов на которой слепило глаза, а по потолку бродили желтые блики, директор сел на кушетке. Мокрый снег окончательно залепил окно, очень уютно отгородив безумное чаепитие от внешнего мира. Рафик Талгатович постучал по стеклу пальцем, приложил к нему чашкин бок, но снег за бортом никак не отреагировал. Только потянулся к верху мутный запотевший язык.
– Туман, - задумчиво сказал директор. Установилось ловкое молчание - без всякого желания его нарушить или поддержать нарочито беззвучным отхлебыванием чая. На Славин вкус чаек был слабоват - или заварка не настоялась, или произведена была где-нибудь гораздо севернее Гималаев, но напитку не хватало терпкости. И сахара.
– Сахара вот только нет, - призналась Калерия, наливая себе еще кипятку.
– Только варенье. Слава, ты не стесняйся, бери, - пододвинула к нему чашечку. Другую протянула Рафику Талгатовичу.
– Может, глюкозу?
– спросил директор, подбирая под "зигмундовку" ноги. Жидковатое варенье плескалось в мелкой посудине разбушевавшимся океаном.
На стол была водружена полуполная картонная обойма с толстыми ампулами глюкозы. Калерия надпилила и сломала головку ампулы, вобрала содержимое в шприц и протянула директору. Рафик Талгатович прищурился, выпустил из иглы фонтанчик, словно собрался сделать себе инъекцию.
– Все равно несладко. Не надо, Калерия, не надо. Хороший чай и так можно попить.
Слава был разочарован - хотелось посмотреть на процесс еще раз.
– Может, рассказать вам что-нибудь? О тумане и яхтах? Заходи, Оксана, заходи.
Оксана бросила Славе на колени пакет.
– Здравствуйте, Рафик Талгатович. Здравствуйте, Калерия Борисовна. Привет, Слава.
– Привет, Оксана.
Славе пришло в голову, что Оксана очень похожа на Энди Макдауэлл. Волосы бы только подлиннее и покудрявее. Еще вспомнилось, как они танцевали в полутемной комнате, а она сказала ему, что у него редкое чувство ритма, а он даже не засмеялся, просто стало очень хорошо, он теснее прижал девушку к себе и смотрел на слабый свет за ее плечом. Сейчас стало тоже очень хорошо.
Оксана села напротив, приняла чашку, варенье, загадочно улыбаясь. Прикасание узнавания, ощущение понимания и, как не странно, собственной силы и власти - вот что здесь и сейчас было у Славы. Чертовски привлекательное (нет, не красивое), сердечное и кареглазое воплощение его лучшей половины. Светлой половины. Которому вечно хочется подмигивать и улыбаться. Даже если допустить такую невероятность, что она не принадлежит ему. Существует отдельно со своей собственной и свободной жизнью, своими друзьями, занятиями и любовниками. Даже тогда она была такой материализацией. Ведь все дело в его собственных чувствах. О чужой свободе воли хорошо помечтать, но такими девушками разбрасываться не стоило.
– Мне нравятся яхты, - сказала Оксана.
– Однажды, мы плыли по Волге и попали в густой туман ("Да что ты говоришь", - грустно пробормотал директор). Мы шли в фарватере и могли столкнуться с баржей или пассажирским кораблем. Все очень перепугались, когда рядом, почти борт о борт прошло какое-то громадное судно. Мотор у нас слабенький был, двое детей...
– Оксана помолчала, сморщив лоб.
Теперь тишина была тяжелой, она требовала продолжения или вопросов, стучала в стекло мокрой ладошкой, плющила прозрачный сопливый нос. Рафик Талгатович лежал на кушетке, заложив руки за голову и показывая чудеса эквилибристики и контроля за дыханием, удерживая чашку с чаем на животе. Калерия внимательно разглядывала собственное колено, выглянувшее между полами халата. Слава прислушивался к некому шуршанию в соседней комнате, где и располагался изолятор. Что-то очень знакомое, но абсолютно несовместимое с данной ситуацией и это-то мешало до раздражительной боли в зубах.
– Среди нас был странный паренек. Работал, кажется, психологом, но выглядел так, словно его минуту назад испугали и он все еще не пришел в себя. Он сказал, что встанет на нос и будет командовать, куда поворачивать. Конечно, это было полной ерундой, но если больше нечего делать, то лучше делать какую-нибудь глупость.
– Есть у нас такие, - подтвердил шепотом директор.
– И не говорите, Рафик Талгатович, - закивала Калерия.
– Вот, помнится, Иван Сусанин у нас учился...
Оксана чихнула и недовольно взглянула на Славу. Слава виновато развел руками. Но Калерия замолчала сама и стыдливо погрузилась в чашку по самые брови.