Черви-Завоеватели
Шрифт:
Завернув за угол, я заметил дерево. Я ударил по тормозам, и грузовик, резко развернувшись, заскользил к ограждению. Крича, я вцепился в руль и сделал то, что сделала бы Роуз – отругал себя за то, что был упрямым, глупым, упертым стариком. Грузовик завертелся. Передний бампер врезался в дерево, а задний смял ограждение. Я закрыл глаза, дышал и ждал, когда грузовик опрокинется набок. Мое сердце бешено заколотилось, и я почувствовал укол боли в груди. Это был глупый способ умереть, и я надеялся, что Роуз будет ждать с другой стороны, качая головой, как она обычно делала, чтобы показать, что я сделал глупость. Но я не проломил ограждение и не скатился с горы. Вместо этого грузовик заглох. Я открыл глаза и обнаружил, что смотрю в том
Я схватился за грудь, пытаясь взять свое дыхание под контроль. Мои таблетки остались дома. Если бы у меня здесь случился сердечный приступ, рядом не было бы никого, кто мог бы мне помочь. Мне показалось, что я слышу, как Роуз ругает меня сверху.
– Я знаю, - сказал я вслух. – Как ты и сказала, дорогая. Я просто веду себя глупо.
В конце концов, боли в груди исчезли. Я вышел из грузовика, чтобы проверить повреждения, молясь, чтобы у меня не спустило колесо. Повреждения были не так уж плохи, просто несколько вмятин и соскобленная краска. Если бы я ехал чуть быстрее, было бы намного хуже. Я был почти уверен, что грузовик снова заведется, и на самом деле был рад, что у него не было подушек безопасности, так как развернутая подушка сделала бы невозможным возвращение домой. Я был реалистом. В моем возрасте я бы ни за что не смог подняться обратно на гору под дождем. Я был бы мертв, прежде чем проехал бы две мили.
Смерть. В моем возрасте я уже привык к этой мысли. Это было неизбежно. Иногда по утрам я просыпался и удивлялся, что все еще жив. Но когда я вспомнил свою жизнь, мне стало интересно, в чем же все-таки был ее смысл. Стоило ли это того, все радости и душевные страдания? Какой во всем этом был смысл, если это привело только к этому – одинокому старику, тонущему в затопленном мире?
Стоя там под проливным дождем, я услышал, как где-то над головой пролетела стая гусей. Я вытянул шею к небу, но не смог их разглядеть. Они скрывались за постоянной белой дымкой, покрывавшей землю. Полоса тумана начиналась прямо над верхушками деревьев и уходила в небеса, закрывая луну и звезды. Бесплотное гудение звучало жутко, и я почувствовал себя еще более одиноким, чем когда-либо. Я поинтересовался, куда они направляются, и пожелал им удачи в их путешествии.
Удовлетворенный тем, что грузовик все еще в рабочем состоянии, я осмотрел окрестности. Несколько корявых деревьев все еще стояли тут и там на склоне, и я посмотрел на Реник через пролом в их вершинах. Или, может быть, мне следует сказать, что я посмотрел вниз, туда, где раньше был Реник, потому что города больше не было.
Река Гринбрайер поглотила всю долину. На том месте, где когда-то был Реник, был океан.
Реник стоял у подножия горы, уютно устроившись в долине. За ним была государственная дорога на Льюисбург (это была настоящая дорога, с двумя полосами движения и желтой разделительной линией посередине). Если бы вы ехали из Реника и обратно тем же путем, которым я приехал, вы бы направились в гору, миновав несколько лачуг и домов, каждый из которых был оборудован по правилам: ржавая машина, стоящая на шлакоблоках, и совершенно новая спутниковая тарелка на крыше. В Западной Вирджинии былa однa из самых нeобеспеченных частей населения в стране, но у всех была спутниковая антенна.
Затем вы попали бы в Панкин-Центр, который состоял всего из семи домов, почтового отделения и рыбацкого магазина (которым управлял мой хороший друг Карл Ситон) и нескольких ферм. Продолжайте ехать, и вы проедете несколько охотничьих домиков, дом Дейва и Нэнси Симмонс, лачугу сумасшедшего Эрла Харпера, переулок, который вел к моему дому, а затем мили леса штата Западная Вирджиния. В этот момент дорога сужалась до грунтовой дороги, ведущей к Лысому Холму. Она заканчивалась смотровой вышкой, которую рейнджеры использовали летом для наблюдения за лесными пожарами, и их постом под ней.
Все это было пустынно и размыто, когда я спускался с горы.
Я снова посмотрел на Реник. До города можно было добраться с нашей стороны горы только по стальному и бетонному мосту, перекинутому через Гринбрайер. С одной стороны моста была дорога, на которой я застрял. Город лежал на другой стороне. В то утро, на тридцатый день, моста не было.
Заметьте, он был не просто уничтожен. Мост исчез. Он исчез вместе с остальным миром, оставив нашу гору стоять посреди нового океана. Вот как это выглядело. Либо Гринбрайер стала очень большой, либо Атлантический океан сильно заблудился и решил ненадолго забраться вглубь материка. Все было затоплено – все дома, предприятия и школа. Все, кроме колокольни пресвитерианской церкви и зернохранилища старого Фреда Лодермилка, выступающих из воды, как одинокие горные вершины.
Вот тогда-то меня и поразило все, что произошло. В этом году в Льюисбурге не будет ярмарки штата, и в "Американском легионе" не будет ужинов с кукурузным хлебом и бобами. Шаткий желтый школьный автобус не поднимется в гору, чтобы забрать нескольких детей из Панкин-Центра, а старый Фред Лодермилк не привезет сено этой осенью. То же самое касается дурацкого урожая сорняков Дэниела Ортела (мы все знали, что он его выращивал, но никто ничего не говорил) и кукурузы Клайва Кленденона. Моему сумасшедшему соседу, Эрлу Харперу, больше не придется беспокоиться о правительственном заговоре недели, и мне не придется беспокоиться о браконьерах на моей земле в предстоящий сезон охоты на оленей.
Они всегда говорили, что это произойдет из-за дыры в озоновом слое. Они прогнозировали, что парниковые газы растопят полярные ледяные шапки, затопив весь мир. Но произошло совсем не то.
Однажды, в такой же день, как и в любой другой, просто пошел дождь и больше не прекращался. Все очень просто. Мы, конечно, этого не ожидали. Дождливый день, но завтра снова будет солнечно. Но завтра так и не наступило. На следующий день все еще шел дождь. И на следующий день после этого. Каждый день приносил один и тот же прогноз: дождь, где бы вы ни жили.
За исключением того, что на самом деле больше не было дней – только разные оттенки серого и черного. Я уже давно не видел ни солнца, ни луны. Они превратились в силуэты, прячущиеся за облаками, как приглушенные серебряные доллары.
У всех были свои теории. Метеорологи много болтали о технологиях, политики спорили, а потом мировые лидеры начали показывать друг на друга пальцами.
Здесь, в Соединенных Штатах, прибрежные районы заняли первое место вместе со своими городами. Такие места, как Сан-Франциско, Лос-Анджелес, Сан-Диего, Атлантик-Сити, Нью-Йорк, Майами и Норфолк, Флорида и все побережье Мексиканского залива были мгновенно стерты с лица земли, когда на них обрушились волны размером с десятиэтажный дом, выброшенные на берег мощным штормом и ветром со скоростью более двухсот миль в час[2]. Такие города, как Гранд-Айл, Новый Орлеан, Апалачикола и Пенсакола, исчезли в мгновение ока, затопленные вместе с двумя миллионами живущих там людей, у которых не было возможности эвакуироваться. Межштатная автомагистраль Шестьдесят пять, недалеко от побережья Алабамы, оказалась в тупике, когда это произошло. Все эти люди погибли под бурлящими водами, запертые в своих машинах. Торнадо пронеслись по неприбрежным районам, сровняв с землей деревья и здания, а затем эти места тоже были затоплены, безжалостно пострадав от дождей.