Черви-Завоеватели

Кин Брайан

– А теперь идите, - сказал я им.
– Пожалуйста!

Кевин потянул ее за руку. Под нами взревел Бегемот. Я слышал, как черви-щупальца скользят по лестнице, медленно поднимаясь все выше. Дом снова начал трястись.

Сара снова повернулась к Карлу и мне.

– Вы обещаете, что встретитесь с нами на Лысом холме?

Я кивнул.

– Мы обещаем.

– Если сможем, - добавил Карл.

Они, спотыкаясь, вышли из кухонной двери, остановившись, чтобы пробраться через кучу червей на навесе для машины. Сара бросила на нас последний взгляд назад, а затем они ушли.

Я посмотрел на Карла.

– Ты действительно

думаешь, что обогреватель повредит ему?

– Это стоит попробовать. Пули, конечно, мало что сделают.

– Ну, тогда прибей эту штуку и вытащи меня отсюда к чертовой матери.

Он мрачно кивнул и подошел к краю лестницы.

– Сделай глубокий вдох, ты, большой уродливый ублюдок, потому что следующий будет горячим!

Бегемот зашипел в ответ.

– Не промахнись, - кашлянул я.

– Ты когда-нибудь видел, чтобы я промахивался?

– Много раз.

Он хихикнул, а потом мы оба рассмеялись. Мне было больно это делать, но ничего не поделаешь.

– Ты хороший человек, Тедди Гарнетт.

– Ты тоже, Карл Ситон. Ты тоже.

– Бомбы прочь!

Карл повернулся к лестнице, поднял керосиновый обогреватель до уровня груди, а затем швырнул его вниз по лестнице, как раз в тот момент, когда дом сотряс еще один толчок. Он потерял равновесие и схватился за дверную раму, но прихватки на его руках соскользнули с дерева. Карл покачнулся на краю, а затем, быстро и испуганно вскрикнув, исчез.

Все произошло так быстро.

В одно мгновение он был там. А в следующее мгновение исчез, рухнув вниз вслед за керосиновым обогревателем.

Он даже не закричал.

– Карл? Карл!

Я вскарабкался на край лестницы, не обращая внимания на боль в теле. Не было никаких признаков обогревателя. Или Карла. И рот Бегемота был закрыт, он глотал. Все его тело задрожало.

Карл исчез. Мой лучший друг во всем мире, мой единственный друг, оставшийся в этом мире, ушел. Он не умер дома в своей постели, в окружении близких и друзей, или мирно во сне, или даже в далеком госпитале для ветеранов. Он умер в желудке этого существа.

Я закрыл глаза.

А потом червь повернулся.

И закричал...

Пули, возможно, и не причинили ему вреда, но раскаленный керосиновый обогреватель, опрокинутый ему в глотку, чертовски точно сделал больно. Порыв воздуха, вырвавшийся из глотки монстра, ударил в меня с такой силой, что взъерошил мои мокрые волосы, а затем пронесся по остаткам кухни. У меня заложило уши от неожиданной силы этого звука. В воздухе запахло рыбой, аммиаком и горящей плотью, и я слышал, как шипит горло существа. Бегемот снова завопил, его вырвало, когда горящий керосин загорелся глубоко в его недрах. Тело червя изогнулось, сотрясаемое сотрясающими землю конвульсиями, когда он отступил обратно в туннель, оставив на своем месте пустую, зияющую дыру. Куски бетона и грязи потекли в пустое пространство.

Затем в доме воцарилась тишина. Я слышал, как тикают часы в гостиной (удивительно, но они выдержали тряску), и дождь, льющийся через поврежденную крышу и стучащий по плиткам и сломанной мебели.

Я обхватил себя руками, дрожа от холодного, влажного воздуха, и мне захотелось умереть.

Следующий звук было невозможно описать, и я просто не могу отдать ему должное. Далеко внизу прогремела мощная, сотрясающая отрыжка. За этим последовал шум, когда темная вода хлынула по туннелю и залила то, что

осталось от моего подвала. От него несло кислой, испорченной вонью, от которой у меня свело живот. Я подавился и отвернул лицо. Черная жидкость промчалась на полпути вверх по лестнице, прежде чем замедлиться, и когда я оглянулся, меня снова стошнило, и меня вырвало кровью. В этом пищеварительном рагу плавали какие-то предметы: наполовину съеденная туша оленя, задние конечности черного медведя, автомобильная шина и номерной знак, бутылки из-под газировки, строительные бревна, каменная кладка и кирпичи, останки скелета человеческой руки и пластиковый мусорный бак.

И керосиновый обогреватель.

И Карл.

Затем начали всплывать кусочки самого червя: разорванные, почерневшие куски бледной, жирной плоти.

И еще больше Карла. Его голова качнулась в супе, и я заметил отметину от присоски на его щеке – точно такую же, какую Кевин нашел у своего друга Джимми.

Я прислонился спиной к стене и толкнул дверь в ее кривую раму. Она не закрылась до конца, и я слабо колотил по ней, чувствуя себя слабым, старым, маленьким и испуганным. Я слышал, как внизу бурлит вода, не останавливаясь.

Совсем как дождь.

Потом я закрыл глаза и перестал слушать.

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

Это было прошлой ночью. Теперь снова поздний вечер, или, по крайней мере, то, что в наши дни считается днем; эта тусклая серая дымка. Я писал всю ночь напролет и все утро, втискивая слова в эту маленькую записную книжку в спиральном переплете. Моя сломанная нога раздулась, как воздушный шарик, и на самом деле она больше даже не похожа на ногу. Несколько минут назад я расстегнул штаны, и то, что я увидел, вызвало у меня тошноту. Кожа на моем бедре стала блестящая, жирная и натянутая, как оболочка от сосиски. Как я уже говорил ранее, я ничего не чувствую ниже талии, и это благословение.

Я все время говорю, что больше не буду смотреть туда, но потом я смотрю. Болезненное любопытство, я думаю.

По крайней мере, на мне еще не растет белый пушок. Конечно, может быть, на данный момент это было бы благословением. Я все еще не знаю, что это такое и как это работает, но, возможно, это было бы быстрее, чем лежать здесь и страдать.

Я умираю. Или скоро умру, если не явится помощь. Мне нужно чудо, но в наши дни его, похоже, не хватает.

Я умру дома – в холоде, сырости и одиночестве. Не в постели и не в окружении друзей и семьи, а лежа на полу в луже воды. Один. Не так, как я себе это представлял.

Но я закончил это, и это все, что имеет значение. Я покончил со своей историей, со своим послужным списком. Моя история. Не знаю, имеет это значение или нет. Кто остался, чтобы найти ее? И все же она здесь. Я положу ее в безопасное место. Где-нибудь в сухом месте. И может быть, только может быть, кто-нибудь найдет это, прочтет и узнает, что я когда-то жил. Они узнают о Тедди Гарнетте и о том, что он видел, что он чувствовал и думал, и что он был за человек. Это единственный вид бессмертия, которым мы обладаем здесь, внизу; мы продолжаем жить в воспоминаниях тех, кто придет после. Другой вид вечной жизни, той, которой наслаждается моя Роуз, существует на другой стороне и недостижим для тех, кто остался позади – тех, кто остался в живых. Мы не сможем наслаждаться этим, пока не умрем.