Честь Белого Волка

Белянин Андрей Олегович

— Классно!

Наша счастливая дочь, похоже, влюбилась в адского пса с первого взгляда и, чмокнув меня в щёку, выбежала из дома. Доберман, радостно тыча во всё кожаным носом, вприпрыжку кинулся за ней, стуча когтями о линолеум. Только когда они вышли, Хель впервые позволила себе лёгкую улыбку.

— У тебя серьёзное лицо, муж мой. Я же сказала, что пришла просто поговорить. Мне не нужно никого забирать.

— А если бы и нужно, разве ты спрашивала бы моего разрешения?

— Нет, но такова моя суть. Я честна перед тобой.

Это

верно. Смерть честна перед всеми, изысканное коварство асов не в её крови, и пусть даже её отец бог обмана, она сама не нуждается в этом. Она служит миру мёртвых, поэтому мольбы, угрозы, дары или шантаж живых ей неинтересны. Её нельзя подкупить или запугать, хотя порой возможно до­говориться. Она умеет принимать игру, но лишь если она сама этого захочет и сама установит правила.

— Ты был в Ледяном аду и говорил с Локи. Меня это тревожит. Я никогда не доверяла отцу и не советовала бы делать это никому другому, ни смертным, ни богам.

— Мы заключили нечто вроде до­гово­ра, — осторожно начал я, прекрасно отдавая себе отчёт в том, что врать богине бессмысленно, она видит людей насквозь.

— Боги не заключают честных до­гово­ров со смертными.

— Ну как бы асы тоже не совсем бессмертны. Их можно ранить, убить, обезглавить, расчленить и всё такое. — Подумав, я сдался и быстро рассказал всю предысторию.

Хель слушала молча, изредка маленькими глотками попивая французский коньяк. Настоящий, мне знакомый из дьюти-фри привозил. Травить бывшую супругу суррогатами армяно-азербайджанских цехов мест­но­го разлива было бы чревато совершенно непредсказуемыми последствиями.

В конце моего незатянутого монолога Смерть задумчиво отодвинула пустую стопку и деликатно отломила пальчиками кусочек чёрного шоколада.

— Я знаю, что Фенрир вырвался из-за Граней. Им нельзя управлять, он сама стихия дикой природы, но нынешний мир людей доселе не был ему интересен. Кто-то вновь сумел навязать ему свою волю, пленив обрывком ленты цвергов.

— Спасибо, капитан Очевидность, — не сдержавшись, буркнул я. — А есть какие-то более детальные предположения?

— Локи.

— Он прикован заклятием Одина к чёрной ледяной плите, и кровь змеи, капая на грудь, по-прежнему причиняет ему дикие муки. Я это видел!

— Ты тоже капитан Очевидность? — Хель кокетливо показала мне кончик языка. — Не забывай, он в Хельхейме, а в моём мире ничего не творится без моего ведома. Хотя я и должна признать, что довольно долгое время отцу удавалось водить за нос и богов, и людей, и любых монстров. Он способен на всё.

— Может, его просто убить? — чисто наудачу бросил я.

Смерть отрицательно помотала головой, переводя нарочито блуждающий взгляд на бутылку. Я долил ей коньяк, почему нет? У древних считается страшной обидой отказ в еде и питье. Даже если это всего лишь алкоголь и шоколад.

Моя бывшая чуть заметно кивнула и приняла стопку.

— Поверь, я сама не единожды задумывалась об этом. И то, что Локи породил меня, вряд ли бы остановило мою руку.

Однако в своё время великий Один, которого я почитаю как мудрого отца богов, взял с меня слово, что моей волей не будут прерваны мучения Локи. И если даже сейчас кто-то захочет его убить, хотя бы из милосердия, он встретится с моим гневом. А ты знаешь моё истинное лицо.

Да, увы. Доводилось видеть, и не раз.

Существует несколько общепринятых традиций изображения истинного облика Хель. Большинство художников визуально делят её тело поровну вертикально или горизонтально в свете двух ипостасей. Это когда левая половина молодой девушки, а правая гниющий скелет или от пояса и выше она цветущая красотка, а под подолом у неё голые кости с обрывками смердящей плоти. Примерно такое описание вы прочтёте в любой статье. И да, оно верное.

Однако лично для меня Хель использовала и третий вариант — либо девушка, либо скелет без совмещения и дробления половинчатостями. Я был её избранник, каприз, всплеск человеческих чувств, нелепое чудачество или холодный расчёт, не знаю.

Но мне была оказана вот такая милость — видеть её целостной!

— Что-то Хельга задерживается.

— Да пёс с ней!

— В каком смысле? — недопонял я. — Ты имеешь в виду Гарма?

— Ставр, я имею в виду... — Она махом опрокинула коньяк, икнула и требовательно пододвинула ко мне пустую стопку. — Что у нас уже взрослая дочь и она наверняка понимает, когда нужно дать папе и маме воз­мож­ность побыть наедине.

Честно говоря, я въехал не сразу. А въехав, чуть сам не выпил налитый для неё коньяк. То есть мы даже пару секунд поборолись за стопку, но я вовремя пришёл в себя.

— Думаю, мы так долго были в разлуке и... у каж­до­го своя жизнь. Поэтому, надеюсь, никаких обид на то, что... Хель?

Она залпом выпила третью стопку, и сто пятьдесят грамм хорошего коньяка заплескались оранжевыми искорками в её голубых, как лёд Граней, глазах.

— Я при-красн... знаю-у, чё ты не хочешь меня обидить, — не очень уверенно, практически по слогам вы­говорила Смерть. — Хде у тибя сп-пальня?

Прежде чем мне удалось вставить хоть слово, моя бывшая супруга сама схватила бутылку и на манер древних викингов выхлестала остатки в одно горло меньше чем за минуту. Какого северного мха тут происходит?! Цирк с нетрезвыми конями...

Я пару раз хлопнул в ладоши, привлекая её внимание.

— Дорогая, ты в курсе, что твоя единственная дочь категорически не при­емлет пьяного отца?

— Я ж... мать!!! — У Хель разве что слегка порозовели бледные щёчки.

— Не уверен, что её это остановит.

— Пшёл в эту... в спал-ню, — жёстко приказала Смерть, словно доминирующая госпожа с хлыстом в немецких порнофильмах.

Нет, я их не смотрю. И да, я раз сто выключал дичайшее порно, когда счастливый дядя Эдик на раз-два вёлся на все интернет-рассылки, со всей дури счастливо подписывая нас на всякие подобные каналы. Он псих, ему всё простительно, а мне нет.