Честь Белого Волка

Белянин Андрей Олегович

— Какой-то шум во дворе. — На миг я отвлёкся от своих хвастливых фантазий, оборачиваясь к идущему позади богу. — Мне просто не терпится хоть с кем-нибудь цапнуться!

— Всё тихо, мы ни с кем не воюем.

— Ну хотя бы пнуть моего пажа!

— Ой, да можно подумать, мне жалко, — легко согласился он. — Пошли, проверим стражу, наорёшь на всех, а если будет не за что, просто дашь подзатыльник Метью.

— Если он ещё не помирился с Хельгой.

— Кстати, да. В этом случае не стоит рисковать. — Мы с пониманием пожали друг другу руки. На сердце полегчало,

хорошо, когда у человека есть настоящие друзья.

Мы прошли коридорами, а когда я шагнул во двор, то едва не зажмурился: всё вокруг сияло ослепительной белизной! Небо было чистым, без облаков, ветерок лёгким, а искрящийся снег отражал золотисто-розовые цвета приближающегося заката.

Зима у нас наступает быстро, и она невероятно красива. Выстланный хрустящей скатертью внутренний двор, белые шапки на башнях и сахарная посыпка крепостных зубцов на стенах превращали старый замок в романтичную, гриммовскую сказку...

Север удивителен и прекрасен, словно благородный король в серебряных доспехах, с сединой в бороде и мудрыми глазами цвета нетающих синих льдов. В сравнении с ним Юг всегда слишком суетлив и шумен, он привык к наслаждениям и ни за что не хочет платить. Мы же приучены ценить буквально каждое мгновение жизни, да и сама наша жизнь подобна случайной снежинке. Вот она есть — и нет её.

Я родился не здесь, но я полюбил эту землю и никому её не отдам.

— Ну что, решил, кому дать по башке? — толкнул меня плечом Эд.

— Хотелось бы тебе, но долг велит сначала разобраться с Центурионом.

— О, я вижу, ты уже в курсе той истории с невиноватой дампир.

Я криво улыбнулся ему, сплюнув сквозь зубы. Бывший бог на всякий случай отошёл подальше. Последующие пять-шесть минут наши наёмники с благоговейным страхом наблюдали, как я гоняю по двору своего боевого коня своим же боевым топором.

— Ставр, не надо-о-о! Я ошибся, с кем не бывает?! Да, я должен был бы сначала спросить. Но это всё ради тебя! Нет, не в том смысле! Почему ты всегда по­до­зре­ваешь меня в каких-то... Нет-нет-не-э-эт! Я всё ещё хочу, чтобы у нас с Ребеккой были дети! Хочешь, отруби мне ухо или хвост, но кастрация — это как-то уж слишком радикально. Я не хочу быть мери-но-о-ом!!!

Невзирая на кажущийся комизм ситуации, ни разу не хихикнул никто. Все прекрасно отдавали себе отчёт, что если их безбашенный сюзерен и феодал так обращается с любимым конём, то что же он сделает в нерадивым стражником?

Трусов у нас не было, они попросту не выживали в этих суровых краях, но и «безумству храбрых» идиотов тоже никто не пел песни. В службе на землях Приграничья примерно восемьдесят процентов рутины, пятнадцать — бои без правил и только каким-то жалким пяти процентам отведено место отважному подвигу.

Именно поэтому мы не герои, мы граничары.

— Ставр, ну прекрати, ну право слово, это уже не по-людски...

— Пошёл в Йотунхейм, скотина! — чуть ли не хрипя на морозе, орал я.

— Не могу, его уже нет, это мифическое место. Пошли меня ещё куда-нибудь.

— Уверен? У меня богатая фантазия.

— Я с тобой уже ни в чём не

уверен! — взвыл Центурион, взвиваясь на дыбы. — Хочешь побоксировать? Ну подходи, подходи...

— Искушаешь?

Я выждал, пока он опустится на все четыре ноги, и мгновенно врезал ему хук по ушам. Не то чтобы слишком больно, но уши у любой лошади — это локаторы системы безопасности. Их и касаться особо не стоит, тем более по ним бить.

— Я сейчас тебя укушу.

— То есть тебе ещё по башке добавить?

— Ставр, вот чего ты добиваешься, чтобы я извинился?

— Да, мать моя северная медведица-а!

Он честно встал, опустив голову ниже груди. Я также честно шагнул вперёд, отвесил ему щелбан в лоб, ушиб палец, но не подал вида. Центурион выдержал всё, поднял на меня невинный взгляд чёрных глаз и спросил:

— Конфликт исчерпан?

— Да. Претензий нет.

Я протянул ему раскрытую ладонь, и он мягко ткнулся в неё храпом. Всё.

Разборки меж­ду настоящими друзьями не бывают долгими, если вы в ссоре больше месяца, можете уверенно ставить крест на этой липовой дружбе.

Настоящие друзья никогда не решают, кто главный в доме, а даже если в горячке расстаются друг с другом «навечно», то это до первой беды с любым из них. С моим конём мы порой можем лаяться неделями, но в бою стоим горой как единое целое, слитое из человека и животного.

Да, я могу с ним ссориться, но никогда не возьму другого коня.

— Что там у Ребекки?

— Сидит в своём стойле с Хельгой.

— Ох...

— Увы...

— Типа им надо поговорить по-женски?

— Ставр, они то ревут, то едят вкусняшки, то шепчутся, а то хохочут как сумасшедшие. Это не разговор в моём понимании.

— Пошли разберёмся.

Я обнял его за шею, он склонил голову мне на плечо. Со стен раздалось бряцание мечами о щиты и одобрительные выкрики. Наш горячий лорд нашёл в себе мудрость примириться с боевым конём — что может быть достойнее или благороднее?

Однако когда мы плечом к плечу вошли в помещение конюшни (правильнее и толерантнее было бы писать «дом лошадиного общежития»), то Хельгу там уже не застали.

Всё ещё всхлипывающая Ребекка с мокрыми ресницами попыталась сбивчиво объяснить мне, как ей плохо оттого, что её подруге ещё хуже.

— Ой вей, лорд Белхорст, таки вы меня понимаете, а я её, поскольку девичье сердечко когда болит, то не за те нервы, шо он нам вытрепал, а куда глубже. Не, я таки пыталась копнуть ситуацию копытом, но так нет! Кто я такая, шоб ковырять ей мозг? Я ей не мама и даже не папа. Но я могу выслушать... О, как я умею слушать, шоб вы знали! Таки вы оба всё ещё здесь? Бегите уже следом, она хочет с ним разобраться, а у девочки тяжёлая рука, и мне оно не упёрлось по зиме идти на похороны, а вам?

Мы с Центурионом молча переглянулись. Если как-то логически разобраться и принять к сведению весь выше озвученный монолог, то, наверное, нам стоило метнуться за Хельгой и спасти Метью. Или всё-таки не спешить и не спасать? Искушение было слишком велико, и ему так хотелось поддаться, но увы, нельзя...