Честь и мужество. Рассказы о милиции

Соколов Борис Вадимович

К сожалению, эта их скорбная уверенность не основывалась ни на наблюдениях, ни на фактах. Они никого не подозревали. И вообще показались Володе людьми доверчивыми до беспечности, поскольку оставляли «Жигули», даже не снимая «дворники».

— Когда нам можно будет надеяться? — спросила Алдона Альгисовна, просительно заглянув в темные глаза симпатичного, но, на ее взгляд, слишком молодого для столь серьезных дел человека.

— Думаю, скоро найдем, — уверенно ответил Володя, вовсе не уверенный, что это «скоро» наступит

действительно скоро.

По-разному встречали его в квартирах. Стоило ему назвать себя, вернее, свою должность, как лица открывавших ему двери людей менялись. У одних в глазах зажигался живой интерес, и они чуть не с порога сами начинали расспрашивать инспектора угрозыска. Другие словно каменели и отделывались односложными «нет», «не знаю, «не слышал». Третьи откровенно пугались, начинали суетиться, но, узнав, в чем дело, с удовольствием свидетельствовали о своем ничегоневедении. А четвертые…

— Я ждал, что вы зайдете, потому и не ходил в милицию, — сказал спокойно и веско крупный загорелый мужчина лет сорока, едва Бибишев раскрыл удостоверение. — Я видел ваших во дворе нынче утром.

Они прошли в комнату. Кусок засохшего сыра на столе, немытая бутылка из-под кефира, неприбранная постель. Женской руки здесь не было давненько.

— Брызлов Николай Григорьевич, работаю водителем автобуса, — начал мужчина, для приличия натягивая на волосатый торс рубашку. — Заканчиваю смену поздно. Вчера возвращался около часу ночи, дежурный подвез до Полевой, и я шел через садик. Подхожу к дому — фары в глаза ударили. Ослепили. «Вот болван, думаю, если бы встречная?» Выскакивают темненькие «Жигули» из двора — и мимо меня, на улицу Мичурина. И дальше, к подшипниковому… Я еще ругнул его вслед, не люблю лихачей.

— А за рулем?.. Не разглядели? — с замиранием сердца спросил Володя.

— В том-то и дело, что ослепил… Но когда он на улицу выскочил, под фонари, промелькнуло вроде…

Брызлов замолчал и, видя, с каким напряжением его слушает инспектор, усмехнулся смущенно.

— Мало что увидел я, товарищ начальник. В лицо не признаю ни за что. Только наверняка могу сказать — за рулем был парнишка. Или парень… Или мужик худощавенький. Рубашка темная, цвет волос не скажу… Волосы длинные… А больше ничего… Да, это все.

— Не напомнил он вам кого-нибудь из ребят с вашего двора?

Николай Григорьевич покачал головой.

— Да я к ним не присматриваюсь… Нет, вроде знать его не знаю, дворовые все же примелькались. А может, и с нашего двора. Но я лично считаю, что в своем дворе красть не будут.

Бибишев думал так же, но промолчал.

Больше ничего путного от Брызлова он не узнал. Но и услышанное давало ниточку. Спустившись во двор, он перешел в подъезд, который проверял. Шашелов, и столкнулся с ним на лестнице.

— Вы к мальчишке не ходили? К этому… — Он наморщил лоб, вспоминая. — Славе Кузьменко?

— Он в соседнем

подъезде, — пояснил Иван Иванович. — Туда как раз направляюсь. Правда, она на четвертом…

— Давайте начнем с четвертого, со Славы. Зайдем вместе.

— Как угодно.

Звонок в квартире Кузьменко не работал. В квартире громко бубнил телевизор. Постучали. Второй раз, третий. Наконец послышались шаги.

— Кто? — раздался ломающийся юношеский голос.

— Мы к Кузьменко, откройте, — солидно сказал Шашелов.

Замок щелкнул.

— Родители в театре, — не слишком приветливо сказал высокий белокурый паренек, быстро обежав взглядом погоны, портфель Шашелова, лицо и фигуру Володи.

— Мы, собственно, к тебе, Славик, — сказал Шашелов и вошел. Володя последовал за ним. Пока что он решил быть на вторых ролях: опытный участковый дела не испортит, да и знают они со Славой друг друга.

— Пойдемте в мою комнату, — хмуро буркнул Славик, на ходу выключая телевизор.

В маленькой квадратной комнате стояла тахта. Стенка над ней была залеплена цветными фотографиями из зарубежных журналов — пестрая толпа разношерстных музыкантов, мотоциклистов, певичек. На книжной полке — учебники. На тумбочке возле тахты сверкал никелем и полировкой дорогой стереомагнитофон.

Славик сел на тахту, Шашелов — на стул. Володе сесть было уже не на что: тахта была завалена кассетами и журналами. Оглядевшись, он сходил в кухню и принес табурет. Шашелов неодобрительно взглянул на Славика, но тот смотрел в пол.

— Вчера ты допоздна стоял с ребятами в подъезде, — начал Иван Иванович. — Когда ушел домой?

— В од-диннадцать.

— А кто остался после тебя?

— Я п-последний.

— А кто был?

— Андрей Бондарев из двадцать второй. Валерка из нашего подъезда, с восьмого этажа.

— Квартира?

— Не помню. Слева последняя.

— Еще кто?

— Крокодил и Жека.

— Кто? — изумился Володя.

— Так их называют. Они не из нашего дома. Где-то дальше по Мичурина живут. Где точно, не знаю. Не из нашей школы. Светка была. Мельникова, из нашего класса. Из сороковой квартиры. И все.

Иван Иванович записывал, Володя не вмешивался.

— Родители дома были, когда вернулся?

— Где же еще? Они не каждый день в театрах.

— Слава, ты машину водить можешь? — спросил Бибишев.

— Нет. На мопеде ездил, а машину… Нет.

— А кто из твоих приятелей водит?

Славик поднял на Бибишева большие светлые глаза.

— Не знаю. Может, кто и водит, — сказал он неохотно. — А что?

— Да ничего, — уклончиво ответил Володя, уверенный, что Славик прекрасно знает об украденной машине. Весь двор небось осведомлен, а ребята — тем более.

— Никто не подходил к малиновым «Жигулям», которые у вас во дворе ночуют? — спросил Шашелов.

— Не знаю, может, и подходил.