Честь корабля

Говард Роберт Ирвин

— Стив, старина, поднимайся! Ну, еще удар! Ради чести нашей породы!

Нормальному человеку, доложу я вам, непременно нужно драться за что-то еще, помимо самого себя. За свой флаг, например, за свой народ, за женщину, за ребятенка или же за своего пса. Вот тогда он не может не победить! И я поднялся на ноги, уж не могу сказать как! Взгляд Майка точно вздернул меня за шиворот — и как раз в тот миг, как рефери открыл рот, чтобы сказать: «Десять!» И прежде чем он успел это сказать…

Сквозь застилавший глаза туман я увидел

лицо Франсуа, бледное и отчаянное, и выражение его тоже говорило яснее слов. Мои удары под сердце, нет-нет да достигавшие цели, подточили его силы, да и выдохся он, молотя меня. Но главное — он понял, что вышел драться против старой бульдожьей породы! Это-то его и доконало.

Я изо всех сил ударил правой в его лицо, и голова Франсуа запрокинулась назад, словно на петлях. Брызнула кровь. Он ответил правым свингом в голову, но удар оказался так слаб, что я засмеялся, тоже брызгая кровью пополам со слюной. Смеясь, я ударил левой в корпус, согнув Франсуа едва не пополам, и добил правой в челюсть. Он рухнул на ковер, скорчился, приподнялся было, опираясь на руки, но так и не смог встать до счета «десять». Шатаясь, я прошагал в свой угол и обнял Майка, а он, поскуливая, принялся вылизывать мне лицо.

Первым, что я почувствовал, придя в себя, был холодный мокрый нос, который тыкался в мою правую ладонь, казалось, совсем бесчувственную. Затем кто-то схватил эту ладонь и едва не оторвал напрочь, и я услыхал голос:

— Эй, старая ракушка! Хочешь ему, бессознательному, руку сломать?

И тут до меня дошло, что все это сон, так как голос-то принадлежал Биллу О'Брайену, который в это время должен быть уже далеко в море!

— Кажется, приходит в чувство, — сказал Том Роуч. — Эй, Стив, глаза открыть можешь?

Я собрался с мыслями, разлепил пальцами веки, и первым, кого я увидел — или же хотел видеть, — был Майк. Он на свой обычный манер завилял куцым хвостом и вывалил язык, улыбаясь, как ни в чем не бывало. Потрепав его по ушам, я огляделся вокруг: возле меня стоял Том Роуч, а рядом с ним… Билл О'Брайен, и Хансен-Мухомор, и Олаф Ларсен, и старший помощник Пенрин, и второй помощник Ред О'Доннели, и наш Старик собственной персоной!

— Стив! — завопил Старик, чуть не прыгая от восторга и тряся мою руку так, точно вознамерился ее оторвать. — Ты просто чудо! Сказка!

— Э-э… — только и сказал я. — Что бы это все зна…

— Дело-то в чем, — начал Билл О'Брайен. — Мы только-только собрались поднимать якорь, и тут прибежал малец, говорит: ты, в клубе «Наполеон», дерешься с…

— Как только я услыхал, с кем ты дерешься, тут же приказал все бросить, и мы всей командой отправились сюда, — перебил его Старик. — Но парнишка, присланный Роучем, заплутал, олух этакий…

— …И нам еще пришлось уложить нескольких лягушатников, чтобы войти в клуб, — добавил Хансен.

— Поэтому мы видели только последних три раунда, — продолжил Старик. — Но дело того стоило. Он превосходил

тебя во всем, кроме выдержки. Он избил тебя в хлам, но никак не мог заставить понять это, и я тут заключил пари-другое…

И, провалиться мне на месте, если Старик при этих словах не вложил в мою болезненно ноющую пятерню пачку купюр!

— Половина выигрыша, — пояснил он. — И больше тебе скажу: «Морячка» останется в порту, пока не поставим тебя на ноги!

В голове моей все поплыло.

— А как же с Майком?

— Растреклятый кривоногий ангел, — проворковал Старик, любовно почесывая Майка за ухом. — Да я отдам за вас обоих все оставшиеся зубы! Я и так в долгу перед тобой, Стив. Ты уйму всего для меня сделал. Но никогда еще я не чувствовал себя в таком долгу перед тобой, как сейчас. Я отдал бы правую руку, чтобы только видеть этого здоровенного лягушатника битым, и…

— Эй! — Тут до меня дошло, в чем дело, и я сразу почувствовал себя слабым и разбитым. — То есть это был…

А Том вдруг сказал:

— Ты уложил Валуа-Тигра, чемпиона французского военного флота в тяжелом весе! Следовало тебе знать, что в увольнения на берег он одевается франтом и ходит туда, где публика пошикарнее. Он не представился, боясь, как бы ты не отказался драться с ним, а я поначалу опасался обескуражить тебя, а после уж ты не дал мне возможности сказать… Тогда я повернулся к Старику:

— Могу заверить, я не знал, что этот гусь — тот самый, с кем вы сцепились в Маниле. И дрался с ним не из-за вас, а из-за того, что он пнул Майка.

— К черту повод! — воскликнул Старик и улыбнулся шире крокодила. — Ты его одолел, и этого достаточно. А теперь надо бы откупорить бутылочку и выпить за американские суда и янки-моряков и отдельно за Стива Костигана!

А я ответил:

— Прежде выпейте за парня, который стоит всех названных судов и моряков, — за Майка из Дублина, почтеннейшего джентльмена и лучший талисман для любого бойца!

ЗЛОСТЬ МОРЯКА (перевод с англ. Л. Старкова)

В Лос-Анджелесе я сошел на берег в поисках мира и покоя. Быть чемпионом в тяжелом весе на судне «Морячка», капитан которого всюду хвастает, что плавает с самой крутой командой Семи Морей, это вам не шутки. Мы встали в док, и я пошел себе гулять, открыто заявив о намерении пару деньков повалять дурака. Я даже бросил своего белого бульдога Майка на борту. Нет, я вовсе не хотел оставлять его без берега. В доке мы должны были простоять самое малое неделю, и мне хотелось побыть одному, вроде как для успокоения нервов. Майк, он только и смотрит, как бы откусить кому-нибудь ногу, а я потом либо плати за порванные штаны, либо дерись с их хозяином.