Честь семьи Прицци
Шрифт:
Чарли — слепец. Он опьянен своей удачей, будущим назначением, деньгами и властью. Для него не существует проблем, которые волнуют ее. С ним ничего не может случиться. Это — истина. И зная эту истину, веря в нее, Чарли не хочет видеть дальше собственного носа.
Айрин очень надеялась, что, получив доказательства нечистоплотности Прицци — а она-то ЗНАЛА: так и будет — у него хватит ума прозреть. Чарли слишком сильно любит ее.
— Какие девятьсот тысяч? — изумленно спросил он, обретая наконец способность говорить.
— Семьсот двадцать
— Это деньги семьи Прицци, — возразил Чарли. — Ты ведь украла их.
— Да, я украла их. Но я не требую доли с денег Филаджи. С семидесяти миллионов, хотя план был мой, и осуществить его помогла тоже я. Думаю, это не такая большая сумма, чтобы Прицци чувствовали себя ущемленными. Если им хочется, они могут расценивать это, как плату за услуги и работу в похищении Филаджи.
— Но Прицци так не считают. Ты помнишь, что говорил Макси? Насчет денег и детей?
Он посмотрел ей в глаза. Она выдержала взгляд и со спокойствием обреченного ответила:
— Я помню. Я очень хорошо помню…
… Белый «шевроле-фургон» свернул с Франклин Рузвельт драйв на Сорок вторую стрит и покатил в сторону
Пятой авеню. С правой стороны проплыла тридцатидевятиэтажная башня ООН и комплекс Тюдор-сити, осталась позади изящная коробка корпорации «Форд» и пестрая громада «Дейли Ньюс», островерхий небоскреб империи Крайслер и Большой Центральный вокзал с торчащей за ним башней «Пан Ам», упирающейся в манхеттенское небо своими пятьюдесятью девятью этажами.
Он пересек Парк, Медисон и Пятую авеню и, развернувшись у Брайант-парка, подполз к мраморным львам, охраняющим величественный фасад Нью-Йоркской Публичной библиотеки.
— Мистер Филаджи, — Чарли развязал банкира и снял пластыри. — Вы помните «Коморру»?
— Помню, — мелко затряс головой тот, быстро моргая от яркого света.
— Так вот. «Коморра» — детские игрушки по сравнению с нами, — мягко улыбнулся Чарли. — Власти могут запереть вас в стальной сейф, упаковать его в подводную лодку и опустить на дно океана, но мы все равно найдем вас.
— Я понимаю.
Филаджи продолжал торопливо кивать, то и дело вытирая руками слезящиеся глаза. Похоже, он и сам еще не до конца поверил, что его отпускают живым.
— Очень хорошо. Вас будут допрашивать полицейские. Вы можете говорить им все, что хотите, кроме трех вещей: кто мы такие, как выглядят люди, похитившие вас, и место вашего заточения. Можете придумать любые подробности, но этих трех вещей не касайтесь. Иначе нам придется убить вас.
— Да, да, конечно.
На лице Филаджи застыло выражение растерянности, смешанной со счастьем.
— Надеюсь, вам все ясно?
— Да, разумеется. Я понимаю…
— Вот и отлично. В таком случае, вы свободны. Желаю удачи.
Банкир осторожно, бочком протиснулся в открытую дверь и выбрался наружу. Он сделал два шага по тротуару, затем
— Я уже забыл вас, честное слово.
— Я рад, мистер Филаджи, — улыбнулся Чарли. — Вы можете идти.
Розалио попятился от фургона, затем быстро развернулся и засеменил по Пятой авеню. Портено некоторое время смотрел в его помятую бежевую спину, а потом вздохнул. Банкир растворился в толпе, а «шевроле» мягко тронулся с места и влился в поток машин.
Было пять минут одиннадцатого утра…
… Примерно десять минут спустя Мейроуз Прицци вышла из дома, держа в руках пластиковый пакет. Она прошла несколько кварталов по Атлантик-авеню и спустилась в сабвей. На поезде «Л» Мэй доехала до конечной остановки «Брод-стрит» и поднялась в город уже в Манхеттене.
Сейчас ее практически было невозможно узнать. В простом дешевом пальто, специально приобретенном в магазине «Конвей», она больше походила на какую-нибудь телефонистку, давно забывшую об ухаживаниях мужчин и потому мало обращавшую внимания на свою внешность. Грим состарил Мэй, добавив, по меньшей мере, два лишних десятка лет к ее тридцати.
С Брод-стрит она свернула на Бридж-стрит и зашагала по направлению к парку Бэттэри.
Довольно быстро Мэй нашла то, что искала: почтовый ящик. Подойдя к нему, она достала из пакета пухлый Конверт и опустила в щель. Металлическая шторка глухо стукнулась о корпус, когда письмо упало на дно ящика.
Мейроуз улыбнулась.
На конверте стоял адрес и получатель: «Комиссару полиции Нью-Йорка». Письмо содержало в себе отчет Франциска Кунза, фотографию Айрин Уокер и короткую записку, состоявшую из неровных букв, вырезанных из газетных заголовков: «Убийца Виктории Холбейт»…
… Его уже ждали. Воздух оказался пропитанным табачным смогом настолько, что Чарли, войдя в кабинет, закашлялся. Сам он курил достаточно редко, а здесь дым приобрел концентрацию, близкую к вязкой сметане. Ему пришлось прищуриться, чтобы разглядеть сидящих в креслах мужчин. Коррадо, Эдуардо Прицци и Энджело, своего отца.
Их позы говорили о спокойствии, в то врем^как количество выкуренных сигарет наводил на мысли о противоположном: эти люди волнуются, но по каким-то причинам не хотят, чтобы он заметил это.
Чарли подошел к дону, наклонился и коснулся губами протянутой для поцелуя дряблой руки. Он тут же почувствовал странное неоправданное напряжение. Ледяная волна поднялась от костлявой кисти, украшенной платиновым перстнем, по щекам Чарли и ударила в виски пульсирующей белой болью, заставив Портсно резко выпрямиться. Казалось, что в теле Коррадо Прицци работает мощная электромашина. Портено даже испугался, что его сейчас ударит током. Он словно слышал потрескивание разрядов на кончиках стариковских пальцев. Обычно по-лягушачьи холодные, сегодня они были неестественно пылающими, раскаленными.