Честь, шпага и немного волшебства
Шрифт:
– Это та штука, из которой я вас, леди, чуть не… Простите дурака - я так за Питера испереживался!
Локси пристально посмотрела ему в глаза, но у нее хватило ума промолчать о том, что она со своей эльфийской чуткостью увидела в душе здоровяка-мэра.
– Ладно, я не злопамятная. Ступайте, господа - я даже отсюда слышу возбужденные голоса собравшихся в мэрии. А я… я уже составила мнение о менталитете здешних мужчин. Теперь бы мне хотелось пообщаться с женской половиной. Как там зовут мать вашего племянника?
Мэри-Энн оказалась вполне общительной худощавой
Мать Питера попыталась было благодарить ее за совершенное пусть и случайно, спасение сына, но волшебница в кратких и весьма энергичных выражениях на корню пресекла эти поползновения, а затем по той же методике, что эльфийские лучницы когда-то применили к Стелле, повела мягкий допрос.
Выяснилось много интересного и любопытного, но ничего особо существенного. И в конце концов, отпустив собеседницу с невидимой привязи, Локси почувствовала, как неимоверно устала за этот длинный и весьма бурный день.
– А где Питер?
– спросила она, зевнув.
– Да спит в верхней комнате, - ответила Мэри-Энн и всплеснула руками.
– Ох, да что же это я заболталась? У меня сауна топлена - пойдемте вдвоем?
Локси мельком осмотрела ее. Девица так себе - ничего особенного. У себя в родном мире она (вернее, он) на такую бы и внимания не обратила бы. Хотя от скуки и с ней запросто развлеклась бы…
– Не стоит, право. Видите ли, Мэри-Энн - в своем-то настоящем облике я мужского рода. Но по какой-то прихоти бессмертных сюда попал в женском, да еще и эльфийском теле. Но мысли-то и сознание - все осталось то же самое.
– Да как же такое может быть? Просто невероятно!
– воскликнула женщина, и в глазах ее плескалось изумление.
– Не дергайся, - шепнула ей бесстыжая эльфийка. Ее губы нашли удивленно раскрывшиеся навстречу губы женщины, шаловливый язычок, дразня и лаская, принялся за дело, а смелая рука неслышно расстегнула светло-серое шерстяное платье и погладила именно там и именно так, как привыкла…
Когда Мэри-Энн немного отдышалась, на щеках ее пылал очаровательный румянец, а сама она смущенно заметила:
– М-да - сноровочка-то чувствуется именно мужская - тут и сомнений быть не может. Как интересно!
Заметив, что платье ее расстегнуто до пояса и почти не потерявшая свежести грудь с любопытством выглядывает наружу, а сама она полулежит на тахте, почти готовая полностью и безоговорочно, а главное - с радостью капитулировать, женщина бросилась было приводить себя в порядок. А затем бросила это занятие и смело посмотрела прямо в глаза.
– И все же - пойдем?
Локси с некоторым интересом ощущала по себе, что ее и саму проняло не на шутку. Да Падший побери, почему бы и нет? По крайней мере - будет что вспомнить, если удастся отсюда выбраться…
– Я слыхала, что и в моем родном мире бывают женщины, предпочитающие себе подобных. Но признаться, подробности мне не известны. Будь при мне
– К тому же, мне не хочется перебегать дорогу Джону Маркусу - он к тебе изрядно неравнодушен.
Мэри-Энн улыбнулась.
– Я знаю, - просто ответила она.
– Только, Джон так несмел, и вечно занят важными делами. А я… три года - три проклятых года одна.
Последний довод перевесил все сомнения Локси.
– Ладушки, пошли, - мурлыкнула она и добавила шаловливо:
– Неужели две девицы, руководствуясь инстинктами и женской мудростью, ничего не придумают?
И обе проказницы охотно придумали. И с удовольствием попробовали. И еще немало пофантазировали - да так, что продолжение из сауны как-то само собой перекочевало в спальню. И затихло там далеко за полночь - под неуемный шорох летнего дождя по черепице и легкое гудение прогоревшего камина.
Глава 21-я, банальная.
Заметив далеко впереди светлую полосу голубого неба, а под ней долгожданную белую ниточку вечно цветущих садов, Локси почувствовала, как сердечко стукнуло с такой силой, что едва не выпрыгнуло из измаявшейся и усталой груди.
Позади осталось все - и каторжный труд почти двух седьмиц, и брошенные дома поселка, и разнесенный яростными файрболлами перекат, где тяжело груженая баржа едва не села на мель, и остров со словно залитым белой эмалью камнем, с которого сбегала вниз зеленая прихотливая вязь старинных надписей, и все это нелегкое плавание. Пусть по берегам еще тянулись мертвые, отравленные неведомой заразой земли, но впереди уже показался краешек иного мира, по прихоти богов пронзившего реальность и терпеливо дожидающегося, когда новые дети ступят на его просторы и бросят семя в его землю…
Локси победно усмехнулась.
– Я сделала это!
– выкрикнула она в надменные, неохотно уплывающие назад тучи.
– У меня все получилось!
– от этого вопля шарахнулась подальше невесть зачем залетевшая сюда орлица.
Не дождавшись ответа, волшебница спикировала вниз, где из ржавой железной коробки через круглые оконца на нее таращились десятки глаз.
– На палубу уже можно выходить, но в воду лучше не прыгать!
– хрипло от ветра сообщила она. Заметив, как открылись округлые двери и наружу хлынули взрослые, разумно оставив детей пока что внизу, она спросила.
– Финчли, кто из ваших учеников самый остроглазый?
Учитель устало усмехнулся, озираясь по сторонам.
– Пожалуй, Виктория Валкенхем. А что?
Локси вытребовала из трюма девчонку и заставила ее, чуть поддерживая, залезть на ржавую скрипучую мачту. И отсюда, с пугающей рыжую двенадцатилетнюю Викторию высоты, прекрасно видны были безжизненные поля по сторонам и разрезающая их надвое серая лента реки. И мерно скрипящие большие весла, коими переселенцы нетерпеливо подгоняли свое неуклюжее плавсредство, гордо названное ими странным словом "Ковчег". И болтающиеся рядом несколько яхт с убранными парусами.