Честь воеводы. Алексей Басманов

Антонов Александр Ильич

К рассвету полк Басманова выгнал ордынцев таким же манером ещё из одного селения. Они разделили участь тех, кто бежал из Большого Усурта и Юрмашей. Полк Алексея вышел на крутоярье берега Волги. Так началось освобождение правобережья. На следующую ночь на орду пошла вся рать князя Андрея Горбатого-Шуйского. И чуть больше недели потребовалось ратникам князя Андрея, чтобы очистить большую часть правобережья Волги.

На последнем рубеже Басманов встретился с князем Андреем.

— Честь и хвала тебе, воевода, — сказал Горбатый-Шуйский. —

Теперь мы по-иному будем грозить казанцам. — И он обнял Алексея.

Так и было. В эти же дни на крутом правом берегу Волги, напротив устья реки Казанки, началось сооружение крепости Свияжск. Её башни, стены, ворота, навесы — всё было срублено-сработано в лесах под Угличем и по Волге сплавлено под Казань. Сотни конных упряжек, тысячи воинов и работных людей приняли плоты крепости на Волге и потянули, повезли, потащили на высокие холмы брёвна и весь приклад. Закипела работа. Мастера и воины взялись возводить башни и стены, ставить ворота — все из готового материала, как должно, размеченного. И всего за месяц поднялась на холме правого берега мощная крепость Свияжск. Царь Иван сам приехал на освящение крепости. Когда закончился обряд, он поднялся на передовую башню, погрозил Казани кулаком и сказал:

— Ну берегитесь, басурманы! Близок конец вашего царствия!

Полки князя Андрея Горбатого-Шуйского были поставлены на береговую службу вдоль Волги по всему рубежу Казанского ханства. И лишь полк Алексея Басманова был отозван в крепость Свияжск. Там он вновь встретился с царём. Иван Васильевич молвил ему:

— Ты славно воевал, Басманов. Много похвалы вознёс тебе князь Андрей Шуйский. Пойдёшь ли теперь на приступ Казани?

— Жду твоего повеления, царь-батюшка.

— Скоро услышишь его. Да смотри не дрогни. А как поднимешься первым на крепостную стену да сбросишь с неё басурман, так пожалую тебя чином окольничего.

— Благодарю, царь-батюшка. Не посрамлю русского оружия.

— Ну то-то...

Алексей ещё не видел сына Фёдора, который был в свите Ивана Васильевича, но знал, что он при царе, и осмелился попросить сына в свой полк.

— Малой милости у тебя прошу, царь-батюшка. Отпусти ко мне в полк сына Федяшу. Должно ему вкус сечи познать.

— Не дерзай, Басманов, то не малая милость. Твой Федяша мне любезен, и я не отпущу его, даже к батюшке. — Сказано сие было строго. И Алексей понял, что совершил оплошку.

— Прости, царь-батюшка. Отцовское ретивое сердце ту просьбу молвило.

— Прощаю, да впредь о Федяше забудь. Нужен он мне лично.

— Так и будет, царь-батюшка, забуду. — И Алексей низко поклонился.

— Иди же и готовь моим именем подручных тебе воинов к одолению крепостных стен. Благо теперь есть где. — И царь Иван повёл рукой вокруг свияжских крепостных стен. Да помни: сам проверю, как ратники горазды будут до врага добираться. — С тем и отвернулся от Басманова к князю Афанасию Вяземскому.

Алексей ушёл. Он

был возбуждён от похвалы царя за ратное дело и обеспокоен тем, что тот разлучал его с сыном. «Господи, Федяша, я бы полжизни отдал, чтобы ты был близ меня!» — воскликнул Алексей в душе. Судьба любимого сына давно беспокоила его. Слышал он, что его Фёдор самый близкий к царю человек среди многих именитых вельмож. Он уже в чине — кравчий. Это и пугало. Знал Алексей, как легко исчезает царская милость и её место заступает нелюбь. Того, кому выпадает царская немилость за самую малую ошибку, кого царь невзлюбит, ждала жестокая опала. Но Басманов попытался прогнать мрачные мысли, благо у него появилась новая большая забота.

И впрямь, прежде его воинам не доводилось ходить на приступы крепостных стен. А в этом воинском деле нужна особая сноровка и умение. Было над чем подумать и послушать бывалых воевод, коим где-то приходилось одолевать стены вражеских крепостей. Да таких, как выяснил Басманов, в его окружении не оказалось. В Диком поле не было крепостей под ордынской рукой. И потому начинать пришлось с азов. Да и поспешать надо было, чтобы овладеть новой наукой. Рассчитывал Алексей, что как только откроется санный путь по Волге, так и пошлёт царь Иван свою рать на приступ Казани.

В самой Казани осенние действия московской рати посеяли страх. Особенно же заячья болезнь охватила приближённых пятилетнего хана Утямыша. Знали вельможи, что с него спроса нет. А хвалёный крымский воин-правитель Кучан бездействовал. И выходило, что только им, близким хана, отвечать за всё то, чем грозили московиты. И они ничего лучшего не придумали, как искать мира с Москвой. Вскоре к великому князю и царю всея Руси Ивану из Казани прибыл на переговоры посол. Царь принял его с глазу на глаз. И было это легко, потому как посол мурза Юсуп знал русскую речь.

— Большой царь, мы хотим с тобой мира, — начал Юсуп. — Скажи нам, что тебе нужно от нас, и мы всё исполним. Только не сокрушай нашего ханства.

— Всё ли исполните? Знаю, что вы способны на обман.

— Обмана не будет. Вот и сейчас скажу тебе, большой царь, то, что будет тебе приятно. Мы готовы отдать твоей милости нашего хана вместе с его матерью красавицей Сююн-бике.

— Вон как! Хорошо, отдайте. Я их приму. А там поведём разговор дальше, ежели выдадите нам и правителя Кучана.

— И о том подумаем. Мир нам дороже Кучана, — согласился Юсуп.

— Тогда и беседе конец. Иди, исполняй обещанное. Да не тяните! — закончил царь Иван.

Казанские вельможи сдержали своё слово и выдали пятилетнего хана Утямыша вместе со знаменитой своей красотой ханшей Сююн-бике. Татарские вельможи привезли их ночью в лодке. Ханша была запелёната в конскую попону, а её сын закрыт в большой ивовой корзине.

— А где же правитель Кучан? — спросил посла Юсупа князь Воротынский, который от имени царя принимал ханшу и её сына.