Честь воеводы. Алексей Басманов
Шрифт:
— Брат мой, Корнилий, ты и впрямь можешь меня укрыть где-либо от лихих опричников?
— Можем, владыка. Мы уведём тебя в лесной скит, где ни одна чёрная душа не найдёт.
— Господи, как бы я хотел в сей миг оказаться в Соловецкой земле! Там, на острове Большом Анзерском, есть скит близ горы Голгофы, где ни один кромешник меня бы не ухватил.
— И туда можем отвести. В лесах мы знаем тропы до самого Белого моря, — заверил Корнилий.
— Теперь, не мешкая, холодной водой ополоснусь, да в путь, в бега, — воспрял духом Филипп и поспешил закончить банную утеху и приготовить себя в дальний зимний путь.
Корнилий
— Знаю, брат мой, не впервой мне в дальний путь после бани в зимнюю пору отправляться. Как жар сбросишь, охолонишься, так можно без урона идти.
Великосхимник Корнилий был одних лет с Филиппом. В Отроч монастыре затворничал двадцать два года. И все эти годы не только молился, укрепляя дух, но ещё и плотничал и лесорубом был. Сухой, жилистый, под стать Филиппу, он мог быть хорошим воином.
Декабрьский день уже сменился вечером, когда Корнилий и Филипп тайным ходом покинули обитель. Мороз к ночи крепчал, и потому на окраинных улочках Твери было безлюдно. Корнилий побаивался, что на заставе, у крепостных ворот стражники могут их задержать. Обошлось. Корнилий откинул капюшон мантии, сказал стражнику:
— Идём, сын мой, с нами в Новгород Великий святым местам поклониться. Вот и Власий не против. — И Корнилий кивнул на Филиппа.
— И пошёл бы, да воли нет. А вы уж, святые отцы, идите. — Тяжёлая калитка открылась перед беглецами.
Оказавшись за крепостными воротами, монах повёл митрополита в сторону от главной дороги.
— Нам чтобы на след не напали опричники. Нюх у них собачий, — сказал Корнилий.
Всю ночь беглецы шли без помех и отшагали вёрст двадцать пять, держа путь на Вологду. Места тут были глухие, леса — бескрайние. Сошёл с дороги путник на звериную тропу по бесснежной поре — и уж никто не найдёт. Да шли они в окружении снегов, на коих следа не спрячешь, потому и держались дороги. Они искали лазейку в лес, но напрасно. И сие обернулось для них бедой.
В монастыре нашлась подлая душа и предала их. При келаре состоял послушник Мисюра, сын тверского думного дьяка. Из того, как приходили к келарю два инока с торбами за хлебом и другими харчами, Мисюра уразумел, что кто-то и куда-то на ночь глядя уходил из обители. Часа три он маялся совестью, но одолел её. И знал же подлый, к кому идти. Минуя игумена Иустина, кинулся к опричникам. Они ещё были хмельные, беспечные, пошутили над Мисюрой:
— Поди, монахи к вдовушкам побежали, шёл бы и ты с ними.
Однако им пора было менять стража возле каморы, а как пришёл туда сменщик, так и ахнул: страж ещё спал возле печи, а камора была пуста.
Дерзкие и яростные опричники учинили в монастыре переполох. Исполняя государево дело, они действовали смело и зло.
Кто-то взлетел на звонницу и ударил в набатный колокол. Тут уж в келье не усидишь. Монахи выбежали во двор. И игумен появился. Один из опричников бердыш [5] к груди Иустина приставил, потребовал:
— Говори, куда упрятал опального митрополита?
5
Бердыш — старинное холодное
Игумен знал тяжёлую и жестокую руку опричников, понял, что им ничего не стоит обезглавить его, а всё вокруг предать огню. И чтобы спасти обитель от разорения и разбоя, сказал:
— Крикните инока Корнилия. Ежели его нет, он и увёл волею Божьей митрополита. — Иустин был поклонником иосифлян [6] и давно не терпел вольнолюбивого Корнилия. Да и к митрополиту-нестяжателю, своему противнику по убеждениям, относился без должного почтения и не страдал оттого, что тот был в злостной опале. — Ищите их всюду!
6
Иосифляне — представители церковно-политического течения в Русском государстве конца XV—середины XVI в., поддерживавшие великокняжескую власть, выступали за сохранение церковного землевладения в противоположность нестяжателям.
Опричники ринулись в толпу монахов искать Корнилия. Рядом с ними кружил Мисюра. Когда не нашли, кого искали, Мисюра указал опричникам на тех монахов, кои приходили в келарню. Опричники вытащили их из толпы, привели к Иустину.
— Спроси их, отче, куда ушли беглецы. Скажут — и бить не будем.
— Дети мои, пожалейте своих братьев. Их тоже будут бить и обитель разорят, ежели не покажете Корнилия, — обратился к ним Иустин.
Иноки молчали. И тогда игумен молвил опричникам:
— Добудьте у них подноготную сами.
Опричники окружили иноков и, толкая их в спины, погнали в зловонную камору. А спустя полчаса одного из них, полуживого, привели на площадь, где топтались монахи. Молодой, высокий и статный опричник с силой толкнул инока к ногам Иустина.
— Он знает, куда ушли Корнилий и Филипп. Сказал, что во Владычин скит. Есть такой?
— Есть. Там наш схимник Никанор в отшельниках, — ответил игумен.
— Тогда вели запрячь пары резвых коней в сани. Да быстро! — грубо приказал игумену молодой опричник.
— Собирайтесь в путь, охабни [7] возьмите — мороз. А лошадки сей миг будут, — заверил Иустин.
Ещё и ночь не наступила, как три пары лошадей вынесли сани из монастыря. В них сидели шесть опричников и монах, выдавший под пыткой Корнилия и Филиппа. Сильные монастырские кони катили сани всю ночь. И к утру близ деревни Высокое опричники нагнали беглецов. Борьбы не было. Усталых старцев схватили, скрутили им руки и ноги ремнями, бросили в сани и покатили назад. Близко к полудню опричники вернулись в монастырь. Филипп был вновь прикован цепями к стене. Корнилия заточили в каменный мешок, а двух иноков, что готовили припасы беглецам, забили насмерть. И жизнь в Отроч монастыре вновь потекла по старому руслу. Но не для всех.
7
Охабень — старинная русская широкая верхняя одежда в виде кафтана с четырёхугольным отложным воротником и длинными прямыми, часто откидными рукавами.