Честь
Шрифт:
Нэфисэ, видимо, торопилась. Она поговорила с Айсылу и уселась в тарантас.
Айсылу пригладила холку у лошади, поправила оглобли.
— Счастливого тебе пути! Если что скажут, позвони. Мы тут приготовим все нужное.
Нэфисэ молча кивнула головой и погнала гнедую.
— В райком поехала, к Мансурову, — объяснила Айсылу. — Там все и выяснится... — Айсылу посмотрела на Хадичэ. — Раньше говорили: «Что сноха в доме, что щенок во дворе — одна тварь!..» Так, что ли, Хадичэ-апа?
Та закашлялась и отвела глаза
— Не помню, может и говорил кто...
Айсылу усмехнулась.
— Чего только не натерпелась бедная, — продолжала она, — чего не наслушалась! Все же не поддалась, настояла на своем. Вот они какие, нынешние невестки! Очень хорошей, очень честной оказалась наша Нэфисэ!
Хадичэ съежилась, словно озноб ее охватил. Впрочем, кто знает, может, и вправду стало ей холодно: хоть солнце и светило ярко, да осень брала свое.
3
Шестого ноября байтиракцы с нетерпением ожидали наступления вечера и засветло, еще до зова Шамсутдина, заторопились в клуб, наполняя разноголосым говором улицы деревни.
А осень нынче стояла ясная и сухая. Лишь сентябрь поморосил дождем, октябрь же выдался солнечный. И вот уже первая неделя ноября на исходе, а дни стоят погожие. По утрам крыши, сады, улицы сверкали крупинками инея. На речке у самого берега поблескивала стеклянная корочка льда, но к полудню от стаявшего инея земля увлажнялась, исчезал и ледок на воде. Сады и леса пожелтели, окрасились багрянцем и все редели, теряя листья.
Старики по известным только им приметам загадали — это к добру.
— Нынче деревья вовремя скинули листья, — значит, и беду сбросит со своих плеч народ!
Только... одними приметами не обретешь покоя. Ведь сколько горя и забот накопилось у народа! Каждый город, взятый врагом, словно глубокий рубец на душе у людей. Мысль о жестоких боях в Сталинграде ни на минуту не покидала их.
Не так уж близок Сталинград. Пожалуй, и на быстром пароходе плыть суток двое. Но велико ли это расстояние для людей, сердца которых бьются в лад с сердцем всей страны?! И кажется, если взглянешь отсюда на низовье Волги, увидишь черные клубы дыма, услышишь грохот орудий.
А бои там разгорались... Эскадрильи самолетов, пароходы и баржи с войсками и оружием, поезда по железной дороге, недавно пролегшей здесь, летели, плыли, мчались днем и ночью в одном и том же направлении — к Сталинграду!
Видно, скоро уже свершится великое событие, которое с таким нетерпением ожидает народ!
Обычно Шамсутдин, уходя по утрам с тока домой попить чайку, внимательно прослушивал сообщение Совинформбюро. И каждый раз колхозники встречали его тревожным вопросом:
— Как Сталинград?
Шамсутдин, не поднимая глаз, хмуро проходил по току и говорил:
— Как ему быть, Сталинграду? Горит он, горит!
А теперь Шамсутдин вел себя совсем
— Сталинград? Как же ему быть, Сталинграду? Воюет Сталинград! Крошит фашистов!
Была у колхозников еще одна немаловажная причина для волнения. Сегодня днем Айсылу и Нэфисэ опять вызвали в Якты-куль.
— К празднику лучшим колхозам будут премии выдавать. Для того наших и вызвали, — говорили одни.
А у некоторых догадки шли еще дальше:
— Какой колхоз победил — окончательно еще не решили. Оба, мол, колхоза хлеб до праздников вывезли. Но на фронт все равно хотят послать Наташу.
— Почем знать? Может, и наша Нэфисэ поедет? «Чулпан» тоже сумеет постоять за себя...
4
Айсылу и Нэфисэ подъехали к клубу в тот самый момент, когда тишина в зале прорвалась овацией и шумными возгласами.
— Вот тебе и раз! — сказала огорченно Айсылу. — Опоздали на доклад! Видно, сейчас только кончился.
— Что поделаешь, прочтем в газете, — ответила Нэфисэ, бережно беря в руки знамя, которое сегодня вручили им в районе.
Они немного задержались на крыльце. Айсылу расправила складки знамени, отряхнула пальто на Нэфисэ.
— Придется поздравить народ, как ты думаешь?
— А как же! Завоевал-то знамя народ... На, Айсылу-апа, неси знамя! Ведь партийная организация ведет нас за собой...
— Впереди идут передовики. Ты и войдешь со знаменем.
Видно, кто-то заметил их. Внутри раздался голос:
— Приехали!
Дверь клуба распахнулась настежь.
— Знамя! Знамя! — закричала примостившаяся у двери молодежь.
В зале поднялся невообразимый шум, некоторые выскочили на крыльцо.
— Наш «Чулпан» победил! Айсылу-апа привезла знамя!
Люди, стоявшие возле дверей, расступились. Первым в президиуме встал Тимери, за ним, дружно хлопая, поднялись и остальные. Нэфисэ несла к сцене знамя с тяжелыми золотыми кистями, и щеки ее пылали, как это знамя.
Хайдар весь подался вперед. Ему казалось, что нет сейчас человека счастливее его. «Нэфисэ! Какая ты чудесная, Нэфисэ!» — говорил он про себя, но вдруг вспомнил, как на фронте, присягая, целовал, опустившись на колено, край гвардейского знамени, и, взволнованный, выпрямился.
Айсылу пробралась вслед за Нэфисэ на сцену,
— Товарищи! — сказала она.
Рукоплескания тотчас же прекратились.
— Родные! — продолжала Айсылу. — В день двадцатипятилетия Великого Октября разрешите поздравить вас с большой радостью. Ваш упорный труд выдвинул «Чулпан» в ряды передовых колхозов. За хорошую работу, за высокий урожай районный комитет партии и райисполком вручили «Чулпану» переходящее Красное знамя.
Все поднялись и шумно захлопали в ладоши.
Когда в зале стало тихо, Айсылу продолжала: