Честная игра
Шрифт:
Смеясь и разговаривая с друзьями и гостями, Филиппа чувствовала, как все шире, подобно грозовой туче, разрасталось в ней беспокойство, которое она внезапно ощутила, когда Джервез сказал ей о Тедди.
Ее трогало, что на Тедди все это так сильно подействовало.
Он был так давно ее товарищем, и таким веселым, счастливым товарищем… В давно-давно прошедшие школьные дни, еще до войны, они вместе катались верхом, и позже он не упускал случая «прилететь к ней», по его выражению, в каждый отпуск. В некотором смысле, он составлял
И вот теперь, когда он был так глубоко несчастлив, он навсегда уходил от нее.
Она с беспокойством спросила Маунтли:
— Разве Тедди болен?
Маунтли рассмеялся своим заразительным смехом:
— Какая наивность, нет, он спит, я думаю, и чужд всем земным горестям, пока не проснется; тогда он попробует потопить их в вустер-соусе или в каком-нибудь другом из его любимых средств от похмелья!
Это говорил веселый, прозаичный Маунтли, никогда никого не мучивший и ненавидевший тех, кто мучил.
— Во всяком случае, вы сами такое средство, — сказала ему Филиппа, на что Маунтли закрутил усы, перестал улыбаться и сказал почти серьезно:
— Знаете ли, вместо того, чтобы волноваться, вам бы следовало немного рассердиться. Тедди маленький идиот — он нализался на вашем вечере и заслуживает головомойки, а не сочувствия.
Он тоже заметил открытую любовь Тедди к Филиппе, а любимым девизом Маунтли было: «Одно слово вовремя лучше десяти других», и он надеялся, что применил его в данном случае хорошо.
Но в глазах Филиппы все еще отражалось огорчение. Она сказала немного застенчиво:
— Никто из вас не понимает его, вы поймете позже, — и ушла созывать гостей к ужину.
— Что она, черт возьми, хотела этим сказать? — недоумевал Маунтли.
Тедди проснулся очень рано, еще до рассвета; голова у него нестерпимо болела. Он сел, нащупал выключатель, осветил комнату и, чувствуя головокружение, с трудом посмотрел на часы. Было четыре.
Он был пьян…
Видела ли его Филь?
Он ничего не помнил.
Он встал с постели, разделся, отправился в ванную и стал мочить голову под холодным краном, пока ему не стало лучше.
Тогда он запахнулся в халат и спустился вниз в поисках пищи.
Как он и рассчитывал, он нашел сандвичи и фрукты и, усевшись в большое кресло у потухающего камина, съел две тарелки маленьких сандвичей, немного винограду и апельсинов.
«Выздоровление приходит с едой!» — подумал он со слабой усмешкой, стараясь подбодриться, чувствуя себя погибшим и глубоко одиноким и стыдясь самого себя.
На цыпочках он поднялся наверх и прошел к себе. Одно из окон было открыто; бесшумными шагами он вышел на террасу.
Ночь была так тиха, что слышно было, как лист, падая, задевал за другие листья и один раз птичка шевельнулась в плюще.
Где-то вблизи спала Филиппа; Тедди знал, что ее комната была в этом флигеле; он пошел налево… Были еще открыты окна; он почувствовал, что это окна ее комнаты. И вдруг он
В конце концов… в конце концов, у него все же останется его тайна, его любовь; она будет с ним всегда, в Африке, как и здесь… Леонора никогда не узнает. Слава Богу, что, раз это все случилось, он имел возможность получить работу в Кении. Он чувствовал, что не вынес бы женитьбы на Леоноре здесь, где все его знали.
И так уж было достаточно ужасно, а будет еще ужаснее, когда придется сказать все отцу и Нанни.
Он глубоко вздохнул и уткнулся в подушку. Человек попадает в такую переделку, совершенно не думая… а потом, когда опомнится, он уже пригвожден… погиб…
Он легко представлял себе бешенство Майлса, но и Майлс согласится, что он не мог поступить иначе.
«Если бы я любил ее!.. Если бы только мог любить ее!» — думал он в глубоком унынии. Голова у него снова начала болеть; его неудержимо потянуло домой, к Нанни, и он проклинал себя за это. «Погибший ты человек», — презрительно говорил он себе. Мысленно он видел свою комнату и себя в ней, но не на огромной кровати с четырьмя колоннами и голубыми шелковыми занавесками с гербом, вышитым почерневшим золотом, а на своей старой твердой кровати, видал Нанни, хлопотливо приготовляющей чай и бранящей его.
— Что я такое, как не бесконечно слабый, погибший человек? — вслух повторил он.
ГЛАВА XVIII
Прошли века,
И вновь пройдут,
А мир все будет петь
О том, кто девицу любил…
Стара та песня, но мила;
Споем ее без страха:
«Жил-был молодец
И девицу любил»…
Кеннет Баннинг
— Давайте устроим в последний вечер шарады и будем танцевать в костюмах! — предложила Филиппа.
— Великолепная идея! — согласились все. Маунтли и Тедди громко выражали свой восторг. Маунтли отечески заботился о Тедди; он очень любил, искренне жалел и боялся за него.
— Давай что-нибудь придумаем, — предложил он, когда они с Тедди пустили лошадей в галоп. — Оденемся скоморохами или чем-нибудь в этом роде.
— Это старо как мир, мохом поросла твоя идея, — заявил Тедди. — Я лучше придумал: оденемся деревянными солдатиками! У Хэрренов есть вся амуниция, я знаю, двое из них так одевались для костюмированного бала в Челси. Поедем к ним и попросим одолжить костюмы.