Честное комсомольское
Шрифт:
– А эта история с межпланетным кораблем? – сказала Нина Александровна.
– Я бы тоже убежал, даже в сорок лет, если бы услышал такое, – возразил Александр Александрович.
– Вы слышите, товарищи?! – Голос Алевтины Илларионовны задрожал.
– В самом деле, представим себя в шестнадцать – семнадцать лет… Кто бы из нас удержался, чтобы не побежать? – спросил историк Павел Сергеевич.
– Все бы убежали! – поддержал Алексей Петрович.
– И это говорят педагоги! – возмутилась Алевтина Илларионовна.
Повысив голос,
– Я давно замечаю, что вы, Александр Александрович, плохо влияете на коллектив. Вы никогда не задумывались над тем, чтобы уйти из школы и заняться другим, более подходящим для вас делом?
Поднялся возмущенный гул.
– Вы, Алевтина Илларионовна, не даете себе отчета в своих словах! – холодно оборвала ее Нина Александровна.
Миша попробовал повернуться, но это оказалось невозможным.
– Ой, не выдержу! – прошептал он и с ожесточением подумал: «Когда же окончится этот бесконечный педсовет?!»
От боли и оттого, что затекли ноги, руки и поясница, он почти терял сознание и даже не поверил наступлению того счастливого момента, когда в учительской задвигали стульями, застучали ногами и наконец все ушли. Он с трудом вылез из ниши и, хромая, согнувшись в три погибели, в дверях наскочил на сторожиху.
– Окна забыли закрыть, – сболтнул он первое попавшееся на язык и необыкновенно вежливо добавил: – До свидания, тетя Маша.
По перилам лестницы он скатился так быстро, как это умеют делать только мальчишки.
Опять фантазия
Было уже темно и тихо. На завалинке около клуба играл баянист и небольшой, но слаженный хор пел «Рябинушку». То в одной, то в другой стороне села лениво брехали собаки.
Миша прошел мимо недавно отстроенного каменного здания правления колхоза. Окна были открыты. С утра здесь шло собрание колхозников. Как ни сердился председатель колхоза на дедовские обычаи сидеть на сходках сутками, собрания все же из года в год шли по старым традициям: с утра и до глубокого вечера. На улицу, как при пожаре, выплывали струйки махорочного дыма, слышались голоса выступающих.
Миша испытывал особенную радость оттого, что мучительное сидение в нише кончилось и никто из учителей его не видел.
Он остановился под окнами, залез на скамейку. Слышно было, как председатель сельсовета Матрена Елизаровна громко говорила:
– Можно предполагать, товарищи, что одна только Сибирь в этом году даст около миллиарда пудов зерна…
Миша от изумления присвистнул, прыгнул со скамьи и столкнулся с Сашей Коноваловым. Тот тоже остановился у окна послушать, о чем говорят на собрании, и взглянуть на новоселов, приехавших на целинные земли.
– Ты слышал, Сашка? Около миллиарда пудов зерна… Вот это да!
Саша в темноте посмотрел на Мишу, сделал вид, что не узнал его, и холодно отвернулся. Но Миша дотронулся рукой до Сашиного плеча и сказал:
– Коновалов, есть важная новость.
– Что-нибудь опять сочинил?
–
– Когда перестанешь врать? – возмутился Саша.
– Честное слово!..
Не сговариваясь, они повернули от дома, прошли по деревянному мостику, переброшенному через канаву, заросшую крапивой и кипреем, и вышли на дорогу. Саша шел по-взрослому, сцепив сзади руки. Вид его выражал явное недоверие товарищу. Миша же для большей убедительности размахивал руками, забегал вперед и виновато заглядывал Саше в глаза. Он рассказывал все, что слышал на педагогическом совете, и кончил с искренним раскаянием:
– Честное слово, Саша, я не думал, что причиню такую неприятность Александру Александровичу! Я просто хотел пошутить…
– Ну, насчет этой шутки мы достаточно говорили вчера на собрании. Ведь тебя, по существу, Александр Александрович взял под защиту, а то бы вкатили тебе предупреждение… Тебя все это чему-нибудь научило или нет?
– Нет, – вдруг искренне ответил Миша. – Я только сегодня кое-что по-настоящему понял.
Саша уловил неподдельную правду в словах Миши и смягчился.
– Поздно понял-то! – вздохнул он.
– Поздно! – согласился Миша. – Я как ребенок с запоздалым развитием. До меня все позднее, чем до всех, доходит. Я и сегодня опять, Саша, такую штуку выкинул, что не сказать… Вот сейчас только понимаю, как плохо сделал.
– Что опять? – спросил Саша.
Они подошли к дому Коноваловых, и Саша предложил Мише посидеть на скамейке в палисаднике.
Они сели и прислушались к докатившемуся до них шуму поезда. У людей пожилых этот шум рождает обычно грусть, а у таких молодых, как Миша и Саша, – стремление птицами взметнуть ввысь и полететь далеко-далеко…
Поезд отгремел, и наступила обычная, знакомая до мелочей тишина осеннего села.
Саше показалось, что Миша раздумал признаваться в совершенном проступке.
Но Миша заговорил:
– Сегодня опять меня черт попутал… Шел в школу, забежал на почту. Вижу – кабинка с телефоном свободная. Заскочил в нее, позвонил в районо и говорю: «Звонят из облоно. Едет к нам в район, в командировку, писатель Шолохов. Просим поприветить». Говорю басом да так гладко. Слышу, сам Михайлов у телефона. Пристал: как да что. А я трубку поскорее повесил да бежать. Не знаю уж как, но весть эта все село облетела. На педсовете тоже о приезде Шолохова говорили…
Теперь Саша долго молчал и думал: что это за человек Миша Домбаев? Совершит глупость, потом сам не рад и готов искренне раскаиваться.
– Ты вот что, Михайло, если фантазия у тебя бьет фонтаном, пиши рассказы, что ли, или сказки, как дед, а в жизни брось свои сюжеты разыгрывать. Вот написал бы рассказ о падении межпланетного корабля – и не стал бы на поле врать… Или о том, как в район приехал знаменитый писатель. – Саша вспомнил разговор со Стешей и добавил с усмешкой: – Или о племяннике польского короля…