Честное пионерское! 2

Федин Андрей Анатольевич

— Что сделают?

Иванова нахмурилась.

И тут же потёрла сонные глаза.

— Что-то плохое сделают, — заявил я. — Ты в окно посмотри! Там уже темно. По улицам бродят ведьмы, вампиры и вурдалаки. И ни одного милиционера!

Надежда Сергеевна зевнула.

Тут же улыбнулась и покачала головой.

— Вурдалаки — это плохо, — сказала она.

Вздохнула, взглянула на свои босые ноги.

Её плечи поникли.

— Ладно, — сдалась Надя. — Уговорил. Сейчас соберусь.

Глава 10

Погода вечером двенадцатого сентября уже не казалась летней: ветер холодил кожу, а земля остыла — она не дышала жаром. Надя куталась в тонкую кофту.

Я прихватил с собой синий жилет с большими карманами — очередное Надино творение. Шли торопливо. Поглядывали по сторонам. Молчали. Я подустал от разговоров ещё дома (давно не изображал перед Надей десятилетнего ребёнка — давалось мне это нелегко). Да и хотел спать. Чтобы я ни планировал на полночь, но мой мозг после двадцати одного часа привычно готовил организм ко сну. Зевала и Надежда Сергеевна. С конца августа её график стал даже более жёстким, чем мой. Надя теперь редко смотрела телевизор. И не читала перед сном книги. Она и во сне, наверняка, шила «адидасовские» тенниски.

Шли мы не через дворы — придерживались центральной улицы. Но даже здесь работали не все фонари. То и дело мы входили в тёмные участки, скудно освещённые лишь со стороны проезжей части. Вздрагивали от порывов «свежего» ветра. Вдыхали ароматы пыли и выхлопных газов. Вампиров мы по пути к дому Солнцевых не встретили (вероятно, они хорошо от нас прятались). Хотя попавшаяся нам навстречу компания подвыпивших горожан очень походила на стаю вурдалаков: пахло от них, не как от нормальных людей, да и ругались они на ходу, будто делили добычу. Мы посторонились — рычащие граждане прошли мимо. Надя пугливо вцепилась в мою руку. Я успокоил Надежду Сергеевну улыбкой, дыханием согрел её холодные пальцы.

Я не увидел обещанных «злодеев» около «заветной» скамьи. Прикинул, что те появятся там лишь через час — именно столько оставалось до полуночи. Вспомнил, как на этом месте в августе мы беседовали с Зоей Каховской. Сейчас казалось, что тот разговор состоялся давным-давно. Тогда я всё ещё оставался для Зои Мишей Припадочным. А сам считал девчонку глупым ребёнком (с удивлением отметил, что теперь так о ней не думал). Прошло четыре месяца с тех пор, как я стал Ивановым. Успел привыкнуть к новому обличью. Свыкся и с тем, где и когда я очутился. Вот только не желал смиряться с фактом, что я очень редко видел папу. Там, в больнице, думал, что не отойду от отца ни на шаг, едва только выберусь из палаты. В реальности же разговаривал с отцом лишь один раз — за четыре месяца.

«Сейчас у меня будет возможность с ним пообщаться», — подумал я, когда мы с Надеждой Сергеевной свернули во двор папиного дома.

* * *

— Всё же нужно было подождать до завтра, — говорила Надя. — Они, наверняка, уже спят. Поздно уже. Виктору Егоровичу завтра на работу. А Павлику в школу. Не выспятся. И всё из-за нас. И из-за какой-то книги, о которой они оба уже и позабыли.

Она бурчала, но шагала следом за мной по ступеням. В подъезде пахло табачным дымом (мне казалось, что в тысяча девятьсот восемьдесят четвёртом году этот запах был повсюду) и… мочой (кошачьей или человеческой — моё обоняние таких тонкостей не различало). Мы принесли сюда аромат Надиных духов (та не забыла подушиться перед уходом, подкрасила ресницы и губы). А ещё: нарушали тишину шумом шагов и голосов. Надежда Сергеевна говорила едва слышно, будто действительно опасалась разбудить жильцов дома. А вот я шептать не намеревался.

— Павлик, может быть, и спит, — сказал я. — Но его отец в это время проверяет работы учеников — Пашка сам об этом говорил. Так что его сон мы не нарушим. Нам всего-то и надо:

вручить ему книгу. Твой Витя и зевнуть не успеет, как мы уже потопаем обратно домой.

— Никакой он не мой, — сообщила Надя.

Я мысленно ей ответил: «Это только пока он не твой. Подожди немного».

И добавил цитатой из «Мастера и Маргариты»: «Аннушка уже разлила масло».

* * *

У меня была идея: тихо постучать в дверь, чтобы не разбудить Павлика Солнцева. Но я от неё отказался. Решительно нажал на кнопку звонка. После третьего сентября, когда я (Павел Солнцев) записался в секцию самбо, в тысяча девятьсот восемьдесят четвёртом году не оставалось событий, которые я боялся бы изменить. Я хотел бы перекроить их все, начиная с того злополучного воскресенья двадцать третьего сентября. Первое новое событие (наверняка бы мне запомнившееся) произойдёт прямо сейчас: поздно вечером к Солнцевым придёт Миша Иванов вместе со своей мамой. С этого момента у меня и у нынешнего Павла Солнцева появятся значимые отличия в наборе детских воспоминаний.

В дверном глазке засветилось яркое пятно. На миг оно исчезло, накрытое тенью…

И тут же заскрежетал замок.

Дверь нам открыл Виктор Егорович Солнцев. Он суетливо поправил дужку очков (должно быть, мы действительно отвлекли его от работы: обычно по дому отец в очках не ходил). Папа пригладил рукой волосы на голове (будто торопливо прихорашивался). От удивления или от усталости отец сутулился сильнее, чем обычно. Папа скользнул по мне растерянным взглядом, и тут же уставился поверх моей головы — он посмотрел на Надежду Сергеевну Иванову. Я почувствовал укол ревности. Но быстро совладал с чувствами. Потому что понимал: причин сжимать меня в объятьях у отца не было. Да и не мой он теперь отец. Он родитель того нахмуренного паренька, что выглядывал сейчас из-за его спины — из моей бывшей спальни.

— Надя?! Простите… я… Надежда Сергеевна… Здравствуйте.

Отец сиплым голосом промямлил невразумительное приветствие, явно сбитый с толку нашим появлением. Потёр тыльной стороной ладони нос. Одёрнул не первой свежести растянутую футболку, точно пытался придать ей приличный вид. Подтянул потёртые серые брюки от старого костюма, с намёком на стрелки на штанинах (в трениках он по дому не расхаживал). Из квартиры пахло… селёдкой. Я тут же вспомнил большие жестяные банки с солёной рыбой, которые нам с папой приносила тётушка — папина старшая сестра (та затаривалась ими «на базе»). Папа не любил сладкое. А вот селёдка была его слабостью (похоже, он ел её совсем недавно, судя по запаху и жирному пятну на отцовской футболке).

— Здравствуй, Витя, — отозвалась Иванова.

— Здравствуйте, Виктор Егорович! — сказал я.

И отрапортовал:

— Мы вам книгу принесли. Вот!

Протянул отцу увесистый томик Рафаэля Сабатини.

На обложке (горчичного цвета) блеснула золотистая надпись «Мир приключений».

— Я говорил, что верну её вам через неделю. Успел.

Папа взял книгу — взглянул на неё с не меньшим изумлением, чем только что рассматривал свою бывшую одноклассницу. У меня в голове мелькнула мыслишка о том, что Павлик принёс мне «Хроники капитана Блада» без отцовского разрешения. Библиотеку папа считал своим главным богатством. Каждый томик помечал аккуратной надписью «собрание В. Е. Солнцева». Я помнил, что отец не любил раздавать книги. А если уж решался на такой поступок, то обязательно оборачивал «ценный экземпляр» обложкой. Паша же мне вручил «Хроники» без обложки. Не помню, чтобы я когда-либо такое делал — разорял папину библиотеку. Но у меня в первом классе книги и не просили.