Честное волшебное! или Ведьма, кошка и прочие неприятности
Шрифт:
Этьен поднялся на ноги и, чуть покачнувшись, подошел к плотно закрытому окну. Темные стекла витража отразили его осунувшееся лицо с запавшими щеками, «украшенными» трехдневной щетиной. Или уже не трехдневной, а недельной? Ведь он не брился с того злополучного вечера, как узнал о болезни Майлы. А потом начался самый страшный кошмар в его жизни. Перед внутренним взором, как живое, стояло бледное личико обессилевшей девушки с расцветающими на нем уродливыми язвами, ее слабая улыбка и подернутые мутной пеленой глаза. Обычно ярко-зеленые, а тогда будто выцветшие, белесые. Он готов был заплатить любые деньги, купить любые лекарства, лишь бы она выжила. Его не пугали ранки на девичьей коже… его ничто не пугало, кроме ее смерти. А она не заставила себя долго ждать. Незримый жнец явился за той, кто была ему дороже всех. Заключение о кончине ведьмочки подписал один из самых уважаемых лекарей Готрэйма.
В этом неопрятном типе сейчас было трудно узнать всегда подтянутого и энергичного мужчину, владельца сети оружейных лавок и мастерских под вывеской «Аттамс». Он был человек-кремень – несгибаемый, целеустремленный, жесткий. Пронзительного взгляда его очень светлых серых глаз опасались даже самые смелые, словно он видел их насквозь. Всегда идеально одетый, аккуратно причесанный и гладко выбритый – этот мужчина умел произвести впечатление как на своих клиентов, так и на женщин. Заходившие к Майле подружки вздыхали украдкой по отлично сложенной фигуре, мужественному лицу и располагающей улыбке дьера оружейника. Он был способен расположить к себе всех, кого хотел, кроме той, которая была ему действительно нужна.
Идиот! Следовало заплатить за ведьмочку откупные храму и не трепать ей нервы шантажом, быть может, тогда она не заболела бы и… не умерла. Чувство вины и боль рвали сердце. В глазах защипало, и, на мгновение зажмурившись, Этьен часто заморгал, а потом нахмурился и со всей силы впечатал кулак в стену у окна. Разбитые костяшки заныли, отрезвляя разум. Для дочерей он был лучшим в мире папой, для матери – великовозрастным упрямым болваном, нуждающимся в ее «чутком руководстве», для Джимджеммайлы… покровителем и другом, готовым поддержать в любой ситуации. Лучше бы так все и оставалось. Но прошлого не изменить. Кем дьер Аттамс не был ни для кого и никогда, так это жалким подобием человека, на которое он больше всего походил сейчас. Хватит пить! Пора взять себя в руки. И в первую очередь поставить на место вездесущую дьеру Ганн.
Откинув со лба прядь спутанных волос, оружейник резко развернулся и решительно направился к двери, но на пороге зачем-то оглянулся. Взгляд привлек комок, темнеющий под кроватью. Вернувшись, мужчина подобрал его, да так и замер посреди комнаты, держа в руках находку. Чулок! Простой полосатый чулок. Всего один, но такой… бесценный. Спрятав последнее, что осталось от Майлы, в нагрудный карман, поближе к сердцу, Этьен вышел из комнаты ведьмочки. Пройдя по широкому коридору, заглянул в пустующую детскую, потом спустился на кухню, где очень удачно обнаружились свежий хлеб и кусок холодного мяса. Наскоро сделав себе пару больших бутербродов, мужчина отправился в кабинет, к накопившимся пустым бутылкам и бумагам: первые следовало выкинуть, вторые – разобрать. Дверь тихонько скрипнула, пропуская хозяина. Очутившись в полумраке хорошо знакомого помещения, он, не зажигая люстру, прошел к удобному кожаному креслу и сел. Затем достал из ящика массивного стола коробку с желтой свелью, сыпанул горсть пыльцы в прозрачный плафон настольной лампы. Вспыхнувший свет озарил рабочее место дьера оружейника, а заодно и добавил четкости интерьеру. В углу за диваном мужчине померещилась чья-то тень, стремительно метнувшаяся к окну. Чуть колыхнулась портьера, демонстрируя приоткрытую створку.
«Сквозняк!» – решил Этьен, застегивая верхние пуговицы рубашки. Светло-серой, как и его заметно прояснившиеся глаза. Серой, как и большая часть вещей в гардеробе одного из самых искусных магов металла в Готрэйме. Хозяин дома сгреб в принесенный с кухни мешок пустые бутылки, сложил в аккуратную стопку раскиданные по столу бумаги и… замер. Серебряное ожерелье с заключенными в оправу кусочками зеркал, которое он сделал своими руками и подарил Майле на выпускной в школе ведьм, пропало. Последние дни он сидел тут, пил и бессмысленно крутил его в руках, думая о ней. Потом оставил среди бумажного хлама и ушел в ее комнату. И теперь на месте исчезнувшего украшения красовалась лужица пролитого вина, а рядом с ней отчетливо виднелись следы лапок проворного похитителя.
Дьер Аттамс прищурился, побарабанил пальцами по столу и вместо запланированной работы с документами… отправился бриться.
Два часа спустя в другом районе города
В кладовке оказалась целая куча полезного хлама. Благодаря прежним хозяевам похоронного бюро к ночи комнатка под крышей приобрела странноватый, изрядно потрепанный, но вполне жилой вид. В углу, за выдвинутым в качестве ширмы стеллажом разместился старенький матрас в компании с пестрым лоскутным одеялом и валиком
Перед закованным в серебряную раму другом каждой девушки (а порой и злейшим врагом – в зависимости от внешности) Джемма сидела уже часа два, примеряя одну за другой все новые маски. После разговора с дьером гробовщиком о лежавшем в подвале мертвеце ведьмочка никак не могла уснуть, хотя мышцы и ныли от усталости. А может, она просто выспалась впрок в гробу под действием запрещенного зелья, которое сумела раздобыть ее всемогущая родственница, желая помочь то ли ведьмочке избавиться от ухаживаний своего сына, то ли сыну выкинуть из головы бесприданницу-подопечную. Или эта бессонница – результат нервной встряски? Точной причины девушка не знала. Да и не очень-то она ее волновала. Думать об опекуне Джемма себе запрещала, потому что сердце начинало болезненно сжиматься, и вовсе не от ненависти. Мысли же о Грэнне Ганн то и дело скатывались к теме откупных храму Саймы, и от этого тоже ныло в груди, правда, теперь причиной являлись ожидание и страх. Хоть пожилая дьера прежде не нарушала данного ею слова, но кто знает… ведь все когда-то случается впервые.
И почему на нее не пал жребий богини-матери Марны, покровительницы всех магов? Ну или хотя бы бога-отца Жиля. Ведь после работы в их храмах жрецы не отбирали дар у своих бывших служек. У Саймы же были иные правила. Поэтому идти в послушницы к богине смерти ведьма совершенно не желала. Это означало полный крах ее мечты. Каждый год в храм богини-сестры уводили несколько колдуний, выбирая их наугад из общего списка одаренных девушек в возрасте от восемнадцати до двадцати двух, проживающих в Готрэйме и близлежащих деревнях. Эти несчастные проходили обряд посвящения, который лишал их магических способностей в пользу «прожорливого» до чужих чар алтаря смерти, а заодно отнимал и память, превращая в послушных кукол, призванных ближайшие десять лет служить верой и правдой Сайме.
По окончании этого срока избранницам давали выбор: вернуться к мирской жизни или остаться в рядах храмовников. Первым возвращали память, но не дар. Да только куда с этой памятью идти, когда молодость и магия безвозвратно потеряны? Разве что сесть на шею родственникам или попробовать выучиться какому-нибудь ремеслу, но удовольствия от подобных перспектив было немного. Джемме нравилось колдовать, она обожала свой лиловый дар, полностью раскрывшийся лишь недавно, после ее совершеннолетия, и мечтала довести до идеала свои умения, чтобы рисовать не только кратковременные лики, но и постоянные – те, которые срастаются с телом, изменяя его, и становятся настоящей внешностью, а не маской.
Девушка всегда думала, что ей несказанно повезло родиться лиловой ведьмой. Она прекрасно относилась к зеленым магам, серым, красным, золотым и прочим, но свой цвет любила больше других. Пожалуй, лучше лилового, по ее мнению, был только редчайший изменчивый [24] , позволявший носителю сочетать в себе магические способности разных оттенков.
– А если так? – пробормотала сидящая у зеркала ведьмочка.
Указательный пальчик прочертил дугу, почти касаясь лица. Бровь под воздействием исходящей от него лиловой дымки послушно изогнулась, принимая заданную форму. Палец выписывал линии, круги и восьмерки, переплавляя исходные черты. Уголок глаза опустился, веко потяжелело, ресницы поредели, на щеке образовалась ямочка, нижняя губа надулась, став заметно толще верхней. Джемма с интересом следила за метаморфозами, которые отражало зеркало с треснувшим верхним уголком, но результаты опять были не те. Оставшаяся неизменной правая половина лица все равно выглядела куда живей и симпатичней наколдованной.
24
Изменчивый – редчайший вид магии, который меняется в зависимости от того, какой дар использует носитель. Своеобразный маг-универсал, обладающий способностями разных цветов. Изменчивых магов (или магов-хамелеонов) очень мало, и они чаще скрывают свою сущность, нежели выставляют ее напоказ. Но именно такие маги способны в ущерб прочим довести один избранный дар не просто до совершенства, а до безумия. Вариант, когда магия становится одинаково и могущественной, и опасной.