Честный акционер
Шрифт:
— Да. Если, конечно, вы не скрываете на кухне беглого преступника, — съязвил Поремский.
— Что за глупости! — неожиданно сердито ответила Лариса. — Никого я не прячу, и скрывать мне нечего. Хотите — приходите.
— В таком случае диктуйте адрес.
Лариса продиктовала адрес, Поремский записал его в блокнот.
— А как до вас удобнее добраться?
— Посмотрите по карте, — холодно ответила Лариса. — Пока.
И отключила связь.
И вот Поремский стоит у двери ее квартиры и, как дурак, жмет на кнопку
Так, и что теперь? Убираться восвояси? Или подождать во дворе, на лавочке? А если она вообще не придет? Что, так и торчать тут до второго пришествия? Поразмышляв немного над этими «проклятыми вопросами», Володя вышел из подъезда (на скамейке по-прежнему кучковался молодняк) и, достав из кармана сигареты, прошествовал к изящной, длинной скамеечке, на одном конце которой сидели три бабули. Поремский уселся на другом конце и закурил.
Бабули покосились на него с явным неудовольствием. Судя по всему, его наглое вторжение прервало какой-то важный разговор (разве у старушек бывают другие?), однако спустя несколько секунд старушки полностью о его существовании забыли и продолжили беседу.
Поремский курил, поглядывая на солнышко, пробивающееся сквозь густые ветви клена, и размышлял о жизни. Вскоре отдельные реплики старушек стали привлекать его внимание. Он навострил уши.
— Вот я и говорю, — делилась с подругами одна из старух. — Странная это квартира.
— Ты о двести двадцатой?
— Ну да, о ней.
— Да что ж в ней странного-то — я так и не поняла?
Вещающая старушка подбоченилась:
— Ты видела девку, которая там живет?
— Это такая с длинными волосами?
— Угу.
— Ну видела.
— Так вот, сдается мне, что она проститутка или ведьма!
На лице подруг появилось смешанное выражение недоверия и любопытства.
— Брось, кума, — сказала «вещунье» одна из «слушательниц». — С чего это ты так решила?
— И ты бы на моем месте решила, если б дверь в дверь с ней жила. Вечно к ней какие-то люди по вечерам таскаются. И все воровато так озираются, будто боятся, что их здесь застукают. И все больше парни, парни…
— Так может, просто шалава? — предположила одна из «слушательниц», на вид — самая безобидная и скромная. — Себя-то по молодости вспомни. Небось тоже от парней отбоя не было.
— Было, не было, только я под них не подкладывалась.
— Так тогда время другое было. Что для нас за ручку подержаться, то для нынешних — подол задрать.
— Вот-вот, — поддакнула другая старушка. — Ни стыда, ни совести у нонешней молодежи не осталось.
— Подождите, — прервала рассуждения на моральную тему третья «слушательница». — Ас чего ты решила, что эта девка из двести двадцатой — колдунья?
— Стенки у нас тонкие, кума. Если б они неприличностями занимались, я бы услышала. А так — ропот только, и
— Ох, свят, свят, — охнула «безобидная». — А муж ее что? Она ведь с мужем живет?
«Вещунья» фыркнула:
— Муж! Да не муж он ей вовсе. Просто сожитель. У них там вообще что-то странное творится. Помню, как-то с месяц назад выношу я мусор, глядь, девка из своей квартиры выскакивает. Голая!
— Как так — голая?
— А вот так. В одной ночнушке! Выскочила, хлопнула дверью и понеслась по ступенькам. Так бы и побежала по улице голяком, если б ее ухажер следом не выскочил. Поймал ее на лестнице, прижал к себе, давай лепетать. Прости да прости. Что хочешь, говорит, для тебя сделаю, только вернись.
Старушки восхищенно округлили глаза.
— А она?
«Вещунья» усмехнулась:
— А что она, не баба, что ли? Вернулась. Покосились на меня, покраснели оба как раки и в квартиру свою — юрк! Потом как меня в подъезде встречали, постоянно глаза прятали. Скромники. — Последнее слово было сказано с нескрываемой иронией.
— А я слышала, ухажер ее — бандит, — сказала вдруг «безобидная». — Видали, рожа у него какая? А шрамище во весь лоб.
— Глупости. Не бандит он вовсе, а в МЧСе работает. А шрам у него от войны. Видела я раз, как от них мужчина выходил в форме. Моложавый еще, а уже с медалями. И тот его провожал. Оба пьяные. Обнялись на пороге, расцеловались. И наш пришлому говорит: «Не забывай, говорит, о наших ребятах. И приходи почаще. Мало нас тут осталось». Вот тогда-то я поняла, что однополчане они.
— Одно другому не мешает, — упорствовала «безобидная». — Вчера военный, завтра — бандит. На курок-то нажимать оба умеют.
— Зря-то тоже не наговаривай, — вступилась вдруг за соседку «вещунья». — Может, они нормальные ребята.
— Здрасте вам! Сама ведь только что говорила, что девка эта — шлюха. И еще колдуньей ее назвала.
— Не говорила, а предположила, — нахмурилась «вещунья». — Это разные вещи.
— Так ведь и я только предположила. К тому же… Гляди-ка! — «Безобидная» гневно сверкнула глазами в сторону Поремского. — А этот чего глядит?
Все это время Володя Поремский с живым интересом наблюдал за дискуссией старушек. Теперь же все они замолчали и сердито-вопросительно уставились на него, явно ожидая ответа.
— Простите, бабушки, — с вежливой улыбкой заговорил с ними Поремский. — Я оказался невольным свидетелем вашего разговора. Но слушал я вас не из праздного любопытства. Дело в том, что я — сотрудник прокуратуры. Вот, взгляните!
Он достал из кармана удостоверение и протянул его «вещунье». Та осторожно и как будто бы с опаской взяла удостоверение и, вытянув руку с удостоверением подальше от дальнозорких глаз, прошелестела морщинистыми губами: